Никто никогда не оспаривал его звания, но почему-то ему все время надо было удостоверяться в этом. Может быть, чтобы чуть меньше скучать или просто чуть чаще забывать, что он смертельно скучает.

Особенно он любил общество новых девушек. Было таким наслаждением смотреть, как они трепещут и замирают при словах «настоящий принц». А потом, когда они привыкали к этим словам, с ними случалось то же, что со всеми игрушками и картинами и драгоценными камнями, — он на них больше не смотрел.

— Ты настоящий принц, значит тебе надо настоящую принцессу, — сказала Легконожка, — а я простая девушка… Я пойду… — ив глазах ее повисли две капельки.

Тогда принц чуть наклонился, поцеловал ее сначала в одну капельку, потом в другую и сказал:

— Мне совсем не обязательна настоящая принцесса. Вполне достаточно того, что я настоящий принц. И тебе совсем незачем уходить.

Что случилось с ногами Легконожки? Почему они вдруг так отяжелели? Или это счастье так придавило их своей тяжестью, что они совершенно перестали ей подчиняться?

— Там, на берегу моря, мой дом, и меня там ждут, — сказала она, вернее, это сказали только ее губы, а ноги не сделали ни шагу.

— Там, на берегу моря, сейчас закат, — сказало ее сердце, а ноги опять не сделали ни шагу.

— Мы скоро пойдем с тобой вместе туда, на берег моря, — сказала она принцу и больше уже не спорила со своими ногами, которые не могли сделать ни шагу. — Скоро, скоро…

— Да, да, — сказал принц. — Да, да.

Так это началось. Она стала жить во дворце. И день, и другой, и еще, и еще. Она проходила по прекрасным залам, от которых вздрагивало сердце и широко раскрывались руки, но мимо, мимо, в зал, где были игрушки. Здесь она останавливалась. Надолго. Очень надолго. Ей казалось, что она видит то, что слышала от моря; ей казалось, что море лепит одну за другой сказки, и надо только угадать, из какой сказки эта игрушка, и из какой — та. И если угадать, то сказки составлялись сами собой, одна сказка за другой, и вот тогда-то она и взлетала и летала по залам, и сверкала, как все драгоценные камни, и кружилась. И принц летал и сверкал вместе с ней. И день, и другой, и еще, и еще… Но… все-таки, сколько же можно? Не без конца же?

— Как не без конца? А разве бывают концы?

— Конечно, бывают. У всего бывает конец. И всему бывает конец.

— Неправда. У моря нет конца.

— Ну, мало ли что море, а мы люди…

Эго принц говорил про себя. А когда она смотрела на него, он старался загнать эти мысли подальше, чтобы они не выглядывали и она бы ничего не замечала. Но однажды он не успел их спрятать. Она слишком быстро оглянулась на него и застала врасплох, когда он зевал. Зевал?! Вот здесь, когда у нее только что на глазах составлялась сказка?! Зевал, когда такое рядом?

— Зевал, ну да, ну и что? Неужели человеку зевнуть нельзя? Неужели человек заскучать не может?

— Скучать? Как это — скучать?

— Ну, очень просто. Ведь все это я уже видел, все это уже было.

— Ну да, конечно, было, ну и что?