Сталкер прикоснулся к твердой корочке, затянувшей рану на скуле.
– Откуда вы…
– Знаем-знаем, – гаденько рассмеялся Филя. – Теперь вы, как говорится, квиты. Она тебе шкуру подпортила, а ты – ей.
– Я не хотел, – сказал Садовников, отвернувшись. – Это случайно вышло. – Он посмотрел Филе в глаза твердым и почти ясным взглядом. – Мне нужна моя палка и мой ствол. Без них – никуда.
Филя развел руками:
– Так ты берешься?
– Я – сталкер, ходить в Зону – моя работа, – пояснил Садовников, стараясь, чтоб это не звучало слишком пафосно. – Ради спокойствия папика или за хабаром – без разницы.
– Очень хорошо, – улыбнулся Филя. – Мы в тебе не ошиблись.
– Есть «но»… – Садовников поерзал, пристраивая удобнее ноющую спину. – Гаечка.
Филя потер рукавом пиджака лезвие финки. С немым вопросом уставился на сталкера.
– У Гаечки зависимость от «экзо». Можно устроить дурилку на лечение? А потом помочь переехать. – Говоря это, он чувствовал опустошение внутри себя: то, что мешало ему жить в последние месяцы, уходило, испарялось в небытие. – Куда-нибудь подальше отсюда… Вернуться в Москву.
Филя поскреб лезвие ногтем, словно счищая насохшую кровь.
– Гаечка – птица вольная, – сказал он безразлично. – Захочет лечиться – не вопрос. Захочет уехать – папик в Москве все порешает. Но… – Помощник сенатора вздохнул. – Неволить ее не станем. Мы ж не звери. – Финка отправилась в ножны. – Решит уйти – отпустим. Хотя…
Взгляд Фили потускнел. Человек Шимченко прищурился, провел указательным пальцем по диагонали, разрезая воздух. На уголках губ выступила слюна.
– Что «хотя»? – насторожился чуткий Садовников.
– Ничего. – Филя облизнулся. – Тебя отвезут домой. Выспись. Но не забудь. – Он постучал себя по лбу. – Я жду доклад вчера.
Садовников купил у Татарина бутылку пива.
Сел прямо на бетонную плиту, на которой был установлен ларек. Посмотрел, щурясь, на освещенное рассветом небо. В вышине ветер рвал в клочья остатки ночной хмари.