– Поклав «трубку»! Швыдко «трубку» поклав!

Пора было прекращать этот бесперспективный диалог. Он по-джентльменски предупредил коллег из Южной Зоны об опасности… хотя какие они ему коллеги? Не сталкеры, а боевики какие-то.

– Гаечка! За мной! – Садовников припустил вниз по склону, затем оттолкнулся здоровой ногой, схватился за перила балкона, подтянулся и забросил себя на груду банок с древними закатками.

Звон стекла смешался с лязгом автоматов, стреляющих одиночными. Гаечка охнула, повисла на перилах. Садовников подхватил ее за попу и втащил на балкон. И сейчас же пуля выбила из потолка над их головами бетонную крошку.

Сталкер одним ударом вышиб гнилые двери, выпустив из квартиры затхлый воздух. В полумрак отправилась первая гайка. Шестигранник беззвучно прокатился по толстому ковру. Уперся в тумбу, на которую была водружена покрытая пылью радиола.

Выхватив из-за спины трость, Садовников вошел в мрачную пещеру, бывшую некогда чьим-то жилищем. Хозяин отыскался почти сразу. На разложенном диване, на серой простыне лежал чистый, будто чем-то обработанный, скелет. Его кости серебрились, возможно, они были покрыты какими-то солями. В душе горел свет, шумела вода, и некто за неплотно притянутой дверью напевал популярный шлягер семидесятых. Мотив песни ловился легко, но невозможно было разобрать ни слова: похоже, их произносили задом наперед.

Гаечка затравленно поглядела на блистающий скелет, затем бросила взгляд в сторону душа. Как будто чья-то рука стискивала горло ей и сталкеру, не позволяя произнести ни слова и даже вдохнуть полной грудью. Садовников поспешил открыть приржавевший замок и замер на пороге, осматривая лестницу. Гаечка прижалась к нему сзади, приобняв одной рукой. В комнате ожила радиола, разразившись треском помех, и они одновременно вздрогнули.

– Теперь тебе не скучно? – язвительно поинтересовался Садовников.

– Не-а. Мне нормально, – ответила Гаечка, и сталкер с удивлением понял, что она не бравирует, и ей действительно по кайфу сломя голову мчать от преследователей через лабиринт ловушек Зоны.

На лестнице повсюду отблескивала «паутина», точно кто-то расставил множество растяжек. Со стороны подъезда раздались голоса. Садовников понял, что «чернобыльские» твердо решили отобрать у него «трубку». Если бы эта ерунда у него еще имелась…

– Наверх! – бросил он, прикидывая, как бы протиснуться между «паутинками»-убийцами. Но тут что-то тяжело и одновременно мягко застучало по ступеням. Через миг мимо ошарашенных Садовникова и Гаечки прокатился пестрый детский мяч полутораметрового диаметра. Под его натиском «паутинки» рвались с льдистым пением.

И сейчас же внизу загремели выстрелы, взвыли над лестницей рикошеты, всклубила пыль. Мяч лопнул, осыпав ступени резиновыми ошметками.

– Виддай «трубку»! – прокричали у подъезда.

– И бабу! – добавили сразу же.

Потом забухтели неразборчивые голоса спорящих.

– Гаразд! Бабу залышай соби, нам тилькы «трубка» потрибна! – сообщили, придя к консенсусу, «чернобыльские».

Но Садовников и Гаечка уже поднимались: шаг за шагом, ступень за ступенью. Снова затрещала радиола, и в квартире, которую оставили за спиной сталкер и его стажерка, разухабисто выматерились. Стало понятно, что гастролеры разделились. Так, не очень проворно, но методично и упрямо, «чернобыльские» шли по пятам, загоняя Садовникова в неминуемый тупик.

Ну, по крайней мере, так думали они.

– Нет у меня никакой «трубки», пацаны! – прокричал, сложив ладони рупором, Садовников.

В ответ залязгали автоматы. Взорвались, сея разящие осколки, стеклоблоки, сквозь которые виднелось жаркое солнце вечного лета. От пыли и пороховой гари стало почти невозможно дышать.