В ресторане тем временем воцарилось абсолютное молчание. Все взгляды сейчас были прикованы к моложавой блондинке лет шестидесяти. Есть ли у нее какая-то новая информация о трагическом событии, которое так потрясло всех парижан прошлой осенью? Почти каждый житель столицы близко или отдаленно знал кого-то из жертв этой бойни.
Тишина окутала ресторанный зал с закопченными деревянными балками под потолком. Сильвен почти физически ощущал исходивший от всех присутствующих страх пополам с надеждой.
— Но ведь вы, мадам Массон, — снова заговорил Ив Дарриган, — в связи с угрозой терактов должны были получить какие-то предписания из службы безопасности?
— Да, конечно, нам в музей постоянно присылают кипы инструкций, усилили охрану… все как в любом общественном учреждении, — ответила Жервеза и инстинктивно бросила взгляд на входную дверь.
На улице, по ту сторону стеклянной витрины, украшенной фирменными наклейками «Мишлен», «Лебэй», «Голт и Милло», расхаживал из стороны в сторону вооруженный до зубов охранник.
— Ну и времена!.. — пробормотал месье Дарриган, чтобы скрыть разочарование.
Он понял, что Жервеза, даже если она знает что-то еще, больше ничего не скажет. Видимо, остальные посетители пришли к тому же выводу и снова взялись за ножи и вилки — хотя та сосредоточенность, с какой они вернулись к еде, могла показаться несколько преувеличенной.
После недавних терактов весь Париж словно лишился аппетита. С момента взрыва в «Конкор-Лафайетт» — огромном небоскребе в двести этажей, включавшем в себя отели, офисы, кинотеатры, рестораны и галереи современного искусства, — мясо как будто пропиталось привкусом золы, а вино отдавало горечью. Владельцы ресторанов, в том числе Ив Дарриган, не могли не заметить резкого уменьшения клиентуры — люди чувствовали себя приговоренными к смерти с отсрочкой приговора.
Устремив взгляд в стену позади своих собеседников, хозяин «Баскского трактира» добавил:
— Мир сильно изменился…
Жервеза и Сильвен невольно обернулись и увидели на стене картину. Картину?.. Нет, скорее это был сон, смутное воспоминание о той благословенной эпохе, когда этот нынешний парижский ресторан еще и впрямь был сельским трактиром. Огромная, два на два метра, фреска изображала «Баскский трактир», каким он был в начале девятнадцатого века. Идиллическая, даже несколько сентиментальная сцена: шестеро гостей, сидя за столом, накрытым во дворе, под ивой, едят жареных кур или весело чокаются бокалами с вином; рядом, на поляне, танцуют пары. Вдалеке, на другом берегу реки, на фоне голубого неба высится необычного вида замок.
— Настоящий рай на земле, — тихо произнесла Жервеза.
Скоро девять, и вот я стою возле окна и прикидываю, чем бы заняться сегодня вечером. На домашку по математике у меня уходит максимум час (а другие, между прочим, на нее гробят целые вечера!). Тем лучше для меня! Когда на контрольной я отстреливаюсь раньше всех, препод всегда корчит недовольную рожу, но он и сам видит, что все правильно, так что честность ему не позволяет ко мне придраться… Всегда одно и то же: у меня какая-то мания — успеть раньше всех… А зато сегодня я смогу посмотреть на закат над крышами Парижа… роскошное зрелище! Ну а потом, когда стемнеет? Пойти в кино с Мюгетт?.. Она наверняка корпит над математикой… Или прогуляться одной? Страшновато… Да и куда пойти? А вообще-то мне и тут хорошо. В этой огромной пустой квартире…
И потом,
Закрывая окно, я думаю о том, что у меня полно друзей. Друзей, которых я знаю как облупленных: все их привычки, все их секреты. При этом, однако, они меня почти не знают.
Кого я выбрала бы на сегодняшний вечер?.. Месье Уэрво? Слишком он грустный… Мадемуазель Гарнье? Тоже не слишком веселая компания. Нужен тот, кто порадуется весне… Например, семья Шовье — молодая семейная пара с ребенком. Погода отличная: тепло, все распускается.
Я иду через всю квартиру к тому месту, которое отец называет моим «логовом». Заперев за собой дверь, беру пульт от экрана 7 и включаю камеру 1 квартиры 3-G. Появляется изображение. Ага, Надя Шовье сейчас одна. Странно. Вообще-то уже поздно. Наверно, Жан работает сверхурочно… А может, застрял в пробке. Ирония судьбы для важной шишки из RATP!
Я часто к ним вот так «захожу» и знаю, что Надя всегда старается вернуться с работы раньше мужа. Сегодня она к тому же пришла с двумя доверху набитыми хозяйственными сумками, прицепленными к детской коляске. Ей пришлось сменить памперс Пьеру, потом искупать его, дать ему бутылочку с соской и уложить спать. Наблюдать за всем этим очень приятно — вызывает умиротворение. Я люблю детей: это так просто.
Потом она накрасилась — я убедилась в этом, увеличив изображение, чтобы разглядеть ее лицо крупным планом. Губы были подкрашены сливового оттенка помадой. Кажется, Мюгетт красилась такой же, когда ходила на свидание с Бартелеми, — темно-фиолетовой. Я-то косметикой почти не пользуюсь, хотя у мамы в ванной комнате этого добра хватает.
Звонок в дверь их квартиры. Это Жан.