Наконец она перевела взгляд на сына и улыбнулась — эта улыбка была почти так же оскорбительна, как пощечина.
— Значит, ты хочешь поиграть в те же игры, что Маркомир и иже с ним?
— У моего романа не будет ничего общего с «SOS! Париж»! — возмутился Сильвен.
— Откуда ты знаешь, ты ведь его не читал, — ядовито возразила Жервеза.
— Да,
Жервеза улыбнулась уже с откровенным презрением:
— Ах вот что. Опять та же самая развесистая клюква, что в твоей прошлогодней книге… Все эти вымыслы о мифическом Париже, о «городе под городом», о подземных реках, тайных садах, катакомбах…
Хранительница музея сделала паузу и, повысив голос, продолжила:
— Но это больше никого не интересует, Сильвен! Париж вот-вот взорвется! Все перепуганы до смерти! Люди хотят конкретики, чего-то живого, настоящего, реально ощутимого! Надежды!.. А не твоих сказок для старых кумушек!
Сильвен без возражений проглотил эту горькую пилюлю и с ироничным видом похлопал в ладоши:
— Спасибо, мам. Я глубоко признателен тебе за твою всегдашнюю поддержку…
Он пристально посмотрел на мать, и та вздрогнула от неожиданности: ей показалось, что в светлых глазах сына на мгновение промелькнула настоящая ненависть.
— Прости… но ты же понимаешь, что сегодня вечером…
— Поздно, — резко сказал Сильвен. — Можешь ничего больше не говорить.
И, даже не взглянув на нее на прощание, повернулся и быстрыми шагами пошел прочь, в темноту.
Недовольно ворча что-то себе под нос, он почти мгновенно оказался у здания мануфактуры и полностью растворился в его тени — словно зверь, прячущийся, чтобы зализать раны.
— Сильвен, подожди!
Но он был уже далеко.
Жервеза с нежностью подумала: «Мой бедный мальчик!..»
Она вспомнила его детские вспышки гнева — в такие моменты в ее сыне, казалось, пробуждался маленький демон. Однажды он в ярости набросился на двух туристов — только потому, что те, гримасничая, дразнили обезьян в зоопарке.