— Тётя, ты не поверишь, бабуля вернулась! Пойдём, посмотришь.

Я быстро схватила пальто и поспешила за племянницей. По дороге к дому сестры десять минут ходьбы. На ходу одевая пальто, слушаю сбившийся рассказ племяшки:

— Ты не поверишь! Мы с мамой зашли в бабушкину комнату, а она сидит на кровати и дышит. А свечка так и колышется, так и колышется… Мы с мамой не поверили, позвали соседку, а она сказала, что это приведение! — племянница заплакала.

— Да не плачь ты, пожалуйста. Вам показалось. Это бывает от переживаний — пыталась успокоить племяшку.

Наконец пришли. Навстречу вышла сестра. Она приложила пальцы к губам: "Тс-с…".

Я вошла в дом. Комната нашей бабули — моей и сестры. Восьмидесятилетняя бабуля жила в доме наших родителей. Мама ухаживала за ней. Умерла бабуля неделю назад. Умерла в коматозном состоянии от кровоизлияния в мозг. Тихо ушла, не приходя в сознание, будто не хотела тревожить близких.

Бабушка прожила тяжёлую жизнь. В сорок первом на фронт ушёл муж и погиб. Бабушка вместе с двумя детьми пережила бомбёжки, голод. До войны вступила в комсомол. Верила только в свои силы, ни на кого не надеясь. В церковь не ходила, в Бога не верила. Поэтому после смерти, в дом священника не приглашали. Похоронили в холодный мартовский день.

Прошло семь дней, мама попросила меня и сестру, приехавшую на поминки из города, сходить в местную церковь: заказать молитвы за упокой. В церкви одна из служащих посоветовала набрать в платочек землю с любой могилки на кладбище и принести её в церковь. Мы так и поступили: пошли на кладбище, взяли землю с могилки родственника, принесли платочек с землёй домой и положили его в шкаф.

В доме с первого дня бабушкиного ухода по совету соседки круглосуточно, горели свечи. "Так положено" — сказала соседка. Готовились к поминкам покойницы.

И вдруг она вернулась… я стояла у двери и не верила своим глазам. Постель на бабушкиной кровати примята. Нет, не просто примята! Она выглядела так, будто на ней лежал человек. Контуры человеческого тела чётко виднелись на белоснежной постели: две взбитые пуховые подушки были вдавлены посредине, там, где лежало бы туловище-большая вмятина, где ноги-тоже небольшая вмятина.

Свеча, стоящая на столе, горела ярким пламенем. Но пламя колыхалось периодически по направлению от кровати к окну. Создавалось впечатление. что рядом со свечой сидит человек и дует на неё.

Внутренний голос мне прошептал: "Поздоровайся".

— Здравствуй, бабулечка… — промолвила я, едва двигая языком.

В горле пересохло. Пламя часто заколыхалось. Мы с сестрой, как вкопанные, стояли у двери и не верили своим глазам. Мистика!

Тихонько прикрыв дверь, мы удалились в другую комнату, где сидели мама, папа, соседка и племянница. Они вполголоса беседовали. Мама плакала.

— Вы землю с кладбища в дом заносили? — спросила меня соседка.

— Да.

— Ну, вот — результат. Нельзя с кладбища в дом. Что же вы наделали? Хотя бы спросили в церкви.

В прихожей послышалось хлопанье двери. Мы с сестрой ринулись туда. Наружная дверь — нараспашку. Дверь в комнату бабушки — тоже. Вошли в бабушкину комнату. Кровать ровно заправлена. Подушки одна на другой лежат так, как лежали до бабушкиного прихода. Пушистые, высокие.

Бабушка ушла.