— Но рядом. Я стыдился этого своего чувства, изображал из себя любящего брата. Да так оно и было всегда, просто граница будто бы пододвинулась, и я на полной скорости влетел в землю, как самолет, и развалился на части…
Даниил нахмурился, вспомнив отца.
— Неудачное сравнение, — заметив это, сказал Егор. — Но ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
— Не думаю, что я смогу понять.
— Но ты знаешь, что такое запретная любовь. Когда хочешь человека, но не можешь к нему прикоснуться. И в довесок чувствуешь близость, каждый чертов день, и с ума сходишь, потому что тело теряет контроль. Ты губишь лучшие свои годы на молчание, хотя тебе хочется кричать во все горло. Пылать.
«Это не любовь», — подумал про себя Даниил.
— Если тебе будет проще, то знай, что мы виделись с Ольгой в четверг и решили, что не будем больше встречаться, — продолжил Егор. — Так, как это было.
— Спасибо на этом, — с хмурой иронией проговорил Даниил.
Друзья помолчали. На фоне хрипело радио. Тихо так, будто специально придуманное для того, чтобы заполнять такие вот тяжелые паузы. Звуки радио отправляли далеко назад, в детские годы. Когда все было беззаботно, но казалось, что заботы более чем существуют и взрослые просто не понимают тебя, потому что они очерствели внутри, и умерло что-то тонкое, настроенное искусно, почти что нереальное, еще живущее в тебе. И кажется, что ты сохранишь это тонкое и нереальное до конца своих дней, но вот тебе уже двадцать, и ты становишься немного циником, потому что иначе никак; потому что девяностые вокруг и всем насрать на духовность, как, впрочем, и тебе самому. Ты просто пытаешься выжить, скопить деньжат, доучиться в университете, найти девчонку на вечер и отыграться на ком-нибудь, слить злобу за то, что пошел не тем путем, потому что было лень думать, а, может, думать и вовсе не получалось.
— Расскажи мне про ту кражу, — сказал Даниил.
— Если бы я знал что-нибудь, то рассказал бы тебе, — ответил Егор. — Я работал водителем в том магазине от силы два месяца. Временная работа, да и платили так себе. Когда случилась кража, клянусь тебе, я был дома. У меня нет алиби, но это правда. Я был новеньким, так что все стрелки на меня перекинули. Чижик угрожал мне. Вступился Руслан. Он сказал, что все разрулит, но сам, знаешь, делал такой вид, будто я обязан ему по гроб жизни. А сам ведь пытался нагнуть смотрящего. У него, наверное, совсем крыша поехала, ведь за Кравченко стоит братва из окружной столицы, а за ними — «солнцевские».
— Ясно, — Даниил потер шею, левое плечо.
— С ним еще один был. Пару раз точно приезжал. Вот он реально злой. Со стволом на меня лез, все пытался признание выбить. Руслан его утихомирил разок, аж очки слетели…
— Очки? — переспросил Даниил.
— Ну да. Не помню, как его зовут. В очках такой. Молодой — лет так двадцать пять на вид — и взгляд у него… ну, тяжелый взгляд.
Даниил нахмурился. Уставился на пустую кружку.
— То есть они Чижика вместе нагнуть пытались? Или как?
— Да вроде нет. Этот больше до меня докапывался. А вообще, хрен разберешь. Я тогда больше о своей шкуре переживал.
Егор отошел от окна. Сел за стол. Подвинул пепельницу на край стола.
— Еще кофе?