– Зачем? – заорал я, толкая Ведающую на сиденье. «Ансат» уже не слушался управления – кружился все сильнее, превращаясь в замедленную центрифугу. О посадке не могло быть и речи. Я мог лишь приблизительно решать, где мы упадем и как. Отвел вертолет как можно дальше на восток, оставляя Радиогорку позади. Увидел краем глаза, как «охотник» тяжело плюхается на брюхо.

Волшебницу швыряло по передней части салона так, что было непонятно, горит ли огонек жизни в этом разрушенном теле. Но над Константиновой батареей я почувствовал, как за меня держатся руки, в которых хватки было не больше, чем у младенца. Чудом уцелевший прожектор скользнул по подрагивающим волнам Севастопольской бухты, в которую, подобно нацеленному клинку, полетело одно из стеклопластиковых лопастей, чтобы вонзиться в воды, помнящие много нехорошего. Торсионная подвеска судорожно попыталась перенастроиться, удерживая разорванный вертолет оставшимися тремя лопастями.

Сразу за этим потух экран правого двигателя. Я дернул шаг-газ максимально вверх, до предела напрягая оставшийся двигатель. Ведающая держалась за мою шею. Ее ноги едва не высовывались в пустующий проем, когда правая дверь оторвалась, летя в Карантинную бухту.

Панель приборов охватили проблески пламени, прицеливающиеся к нашим лицам. Переднее стекло с моей стороны разлетелось на части, рассекая осколками мне лоб и щеки. Глаза уцелели лишь потому, что Ведающая прикрыла их рукой, принимая бо́льшую часть жалящих осколков себе в плечо. В салон тут же ворвался ледяной поток кислорода, раздувающий пламя многократно.

Херсонес находился прямо под нами – тихий и темный. Казалось, я уже вижу алтарь, у которого медитировал фон Шелленберг, готовясь инициировать девочку Кристину.

И следом пришел огонь.

Я видел, как он пожирает мотоциклетную защиту Ведающей, закрывавшей меня от пламени. Красные волосы пожухли от жара вплоть до полоски бинта. Веда открыла глаза, посмотрела на меня, приковывая мое внимание в последний раз.

В этом аду было невозможно услышать ее слова. Но все же я услышал.

– Уходит сквозь Сумрак бесплотная Светлая Тень, – прошептали родные губы.

Тонкая ладонь тянется ко мне, когда Ведающую вышвыривает из горящего салона наружу – вниз, к земле.

От «Ансата» отвалился хвост, милосердно прерывая безостановочное вращение. Падая по наклонной в сторону Владимирского собора, не чувствуя бушующего в салоне огня, я искал взглядом Веду. И не мог найти.

Зато я увидел алтарь, от которого вверх, в бесконечный космос, выстреливает Сила.

Мягко-голубой световой стержень пересекся с траекторией падения маленькой волшебницы, окутывая ее «радужной сферой». Картинка мелькнула перед глазами – и сразу пропала, когда остатки «Ансата» врезались в дорожную бетонку, превращая вертолет во взрывающееся облако.

Потерпевшего поражение рычага управления в моих руках уже не было. Вместо него я сжимал четки, отобранные у контрабандистского каравана, разрывая их на части, чувствуя, как спрятанный в них портал обволакивает меня вместе с языками пламени, запирая в коконе наедине с голодным огнем.

«Ансат» на прощание попытался умереть вместе со мной, впечатываясь в убийственную твердь, но меня в нем уже не было. Я летел между слоями Сумрака целую вечность, из которой на меня смотрел мертвый волк.