– А потом чем вы пользовались?
– Ничем, – сказала Рут, – просто не нужно было. Твой отец много лет назад сделал вазэктомию.
Глаза Лорен округлились.
– Ого, неплохо. Даже сейчас немного мужчин добровольно берут на себя ответственность за контрацепцию. В то время, наверное, далеко не каждый мог на такое решиться. К тому же он ненавидит больницы, так что это очень смелый поступок.
– Наверное, – с сомнением сказала Рут. – Честно говоря, я всегда смотрела на эту ситуацию по-другому.
– Тебе очень повезло. Сомневаюсь, что Дэн бы согласился. Хотя ему и не нужно, ведь он выбрал себе жену с бесполезной маткой.
Рут коснулась руки Лорен.
– Перестань себя корить, дорогая. Ты всегда говоришь так, будто это твоя вина, хотя тебе просто не повезло.
Лорен мрачно посмотрела на нее.
– Я так хотела детей. Гораздо больше, чем стать успешной художницей. И когда у меня не получалось, снова и снова, меня как будто обкрадывали. У тебя все прошло наоборот: было бы неплохо завести детей, и – бам! – вот и они, ничего страшного, продолжай жить дальше. – Она замолчала. – Не пойми меня неправильно, я тебя ни в чем не обвиняю.
– Но есть одно но? – спросила Рут, слегка наклонив голову.
Лорен нахмурилась, как будто пыталась распутать клубок мыслей.
– Странно, я никогда раньше не чувствовала, что соревнуюсь с тобой. Ты моя мама, и мы очень разные – Алекс гораздо больше на тебя похожа, – но все эти дни сидим вместе и наблюдаем, как тебя оценивают для той роли, для которой я не гожусь… Честно говоря, мне трудно сдерживать обиду, я ощущаю ее даже на физическом уровне.
– Понимаю. – Рут сочувственно посмотрела на нее и снова протянула руку, но на этот раз Лорен отстранилась.
– Без обид, мам, но ты не можешь меня понять. Ты не знаешь, каково это, настолько бояться обнаружить кровь в унитазе, что перестаешь вообще ходить в туалет и в конечном итоге заболеваешь рецидивирующими инфекциями мочевого пузыря. Или ощущение, когда из тебя выпадает ребенок, и ты ничего не можешь сделать, чтобы это остановить. Или плакать из года в год в дни, когда ребенок должен был появиться на свет, но не появился. – Ее голос повысился. – А на днях, когда та консультантка спросила, что мы будем делать, если ребенок окажется инвалидом, ты просто взяла и сказала: “Попробуем снова”. – Ее взгляд был враждебным. – Разве ты не понимаешь, насколько желанным для нас был бы любой ребенок, после всего, что мы пережили?
Лорен сжимала кулаки, словно пытаясь подавить неудержимую ярость; она была похожа на Адама во время той ссоры в ресторане: на лице гримаса праведного гнева. Рут вздрогнула.
– Я стараюсь изо всех сил, Лорен. Каждый проводит свои этические границы по-своему, верно? Если я все-таки буду вынашивать вашего ребенка, то сделаю все, что вы скажете. Я уже неоднократно говорила об этом. – Она помолчала. – И, просто чтобы ты знала, мне наверняка захочется вмешаться, но я все прекрасно понимаю.
Глаза обеих были на мокром месте. Лорен протянула руки, и они обнялись. Все было кончено, но Рут все равно трясло.
В субботу утром они снова отправились на Харли-стрит, чтобы пройти последний осмотр – ЭКГ с физической нагрузкой, проверить сердце Рут. Молодой мужчина-врач, загорелый, худощавый австралиец, закрепил электроды на спине и груди, а затем попросил ее встать на беговую дорожку.
– Если вы почувствуете боль или дискомфорт, сразу же остановитесь и возьмитесь за поручень – несчастные случаи нам не нужны. Можете начинать, но не переусердствуйте, миссис Фернивал.