Суды продолжались. Александр отстаивал свои права на дочь. Четыре года я вынуждена была неустанно доказывать, что не хулиганка, не убийца, не мошенница, что достойна называться матерью. В итоге мне удалось выиграть суд.
Жаль, что страдают дети. Однажды моя дочь смотрела мультики по интернету, а я что-то делала на кухне. Вдруг она приходит с круглыми глазами и говорит: «Мамочка, я посмотрела то, что ты мне не разрешала». Она увидела часть одной из программ, где обсуждались мои отношения с ее отцом – Александром. У нее были полные глаза слез, шок, ведь ей тогда было шесть с половиной лет. Я сказала, что наши отношения с ее отцом изжили себя.
Мы не были женаты официально, прожили в общей сложности около девяти лет. Александр – очень амбициозный человек, неглупый, талантливый и очень сильный.
Когда мы с ним только встретились, мне казалось, что это человек, к которому я смогу прижаться, он меня закроет своей широкой спиной. Мне нужна была от него только его любовь и защита: «Просто вот будь рядом и понимай меня».
Мне нужна была юридическая помощь, и приехала я даже не к нему (он юрист). Но Александр меня увидел в коридоре их юридической компании и, как потом сказал, сразу влюбился. Он пришел к своему коллеге и попросил: «Пожалуйста, передай это дело мне». Вот, собственно, с этого момента мы были вместе. Более того, после этого больше года он был просто моим юристом, который помогал. Не было никаких отношений.
Предложения как такового Александр мне не делал. Я даже не претендовала, чтобы он стал отцом для моего сына Тимоши от другого мужчины. Я не питаю иллюзий, что отчим и пасынок могут стать близки, но мне хотелось, чтобы это была дружба и желание понимать. Этого не получилось. Сегодня Тимоша иногда, как мне кажется, по нему скучает и даже где-то внутренне ревнует, когда он встречается со своей родной дочкой Соней. Все-таки они с Александром прожили вместе много лет.
Первым звонком о том, что он способен на страшное, стала ложь. Александр врал почти про все. Потом я узнала об измене. Причем измена была настолько оскорбительной. Выяснилось, что это было давно – с момента, когда я еще вынашивала Соню.
В последние несколько лет Александр ездил на моей машине, и мне приходили штрафы на мое имя. А там ведь делаются фотографии. И вот я увидела в шесть утра собственного мужа в машине рядом с девушкой-блондинкой, которая к нему прильнула. К тому времени было уже достаточно много всего, всякой информации и боли. Он понимал, что я знаю, и говорил: «Порвите и забудьте. Ерунда все это, Елена Юрьевна. Вы нездоровы. Это ваши фантазии». И вообще на самом деле им проделывалась очень большая работа, чтобы меня как-то убедить в том, что я не очень правильно понимаю ситуацию. Он мог поставить точку в любом споре.
Когда я узнала о том, что он мне изменяет, я приняла решение, что я не могу с ним находиться в одной комнате, а уж тем более спать в одной постели, и решила спать со своей дочерью. Он среди ночи вбежал туда и сказал: «Нет, ты будешь спать там, где я скажу, и делать то, что я скажу».
Я боялась испугать детей, и пришлось подчиниться. Долго закрываешь глаза на такие вещи, потому что одержимо хочешь быть счастливой. И очень хочешь, чтобы счастлив был твой сын, а потом еще и дочь…
Это был не первый случай, но это было начало конца. Однако решиться поставить точку было не– просто. Во-первых, у меня было очень много работы, очень много съемок, были проблемы с детьми, то со здоровьем, то еще с чем-то, как-то снежным комом все. Обратиться за помощью тоже было сложно, потому что я скромный человек. Я никогда не хотела пользоваться своим именем, своей славой. Во-вторых, я считаю, что личная жизнь, она потому и личная, что в ней не должны копаться миллионы, даже если ты со всех сторон права. Уверена, что отношения двоих должны оставаться отношениями двоих. Даже спустя год, даже перед приговором мне все время казалось, что вот он сейчас одумается, повернется и скажет: «Лена, прости, со мной случилось что-то не то». Я правда все время этого ждала.
Жить с актрисой – это не всегда просто для мужчины. Это бремя. Может, он не мог простить мне моего успеха. Я всегда хотела очень много детей – не меньше пяти. Сегодня смотрю на свою дочь, на сына… Если это моя расплата за то, чтобы они были со мной, то я готова пройти тот ужас еще раз.
Я знала, что происходит в жизни у Лены. Трудно представить себе картину, что такое вообще в этой жизни может случиться, да еще с близким человеком, что Александр Николаевич возьмет и подаст на нее в суд. И не так просто было мне ей сказать: «Бросай его, беги!» Я Лену понимала. Вся ее жизнь – это жизнь ради детей.
– У нас с Александром Николаевичем был общий ребенок до Сони, который умер. Это было на большом сроке беременности – трагедия и для меня, и для него. Ребенок, как потом выяснилось, оказался с пороками. Я узнала о том, что во мне уже мертвый ребенок, только через несколько дней – пришла на консультацию, меня отправили на УЗИ. В клинике был не маленький монитор, а огромный экран, и на нем мой ребенок казался таким большим. Я видела своего мальчика, и мне говорили: «Вот у него было это, у него было то». Я спросила: «Почему было?» И мне ответили: «Потому что уже несколько дней, как его нет».
Я просто встала, вышла из кабинета на улицу, начала задыхаться. Я не понимала, что происходит. Долго где-то сидела. Меня не могли найти. Просто рухнуло небо, и все. Мы встретились с Сашей, плакали. Потом он держал меня за руку всю ночь. Мне казалось, мы с ним вместе пережили страшную трагедию. Это ему был такой карт-бланш. Потом я сказала: «Во мне труп. Надо же вынимать». И мы наутро поехали в клинику. Была очень непростая операция, тяжелая. Он был рядом со мной. Для кого-то, может, это совсем не трагедия, но для меня все было серьезно. Потом спустя очень долгое время выяснилось, что мы все-таки оба люди уже взрослые и находились в зоне риска. Это было хромосомное нарушение, ребенок был с очень серьезным пороком сердца, и даже если бы он родился, то какое-то время бы помучился и, вполне возможно, что исход был таким же. Это, надо сказать, Александра очень напугало, потому что до встречи со мной, как и многие мужчины, он выпивал. Он испугался и стал вести здоровый образ жизни.
Когда я узнала, что беременна Соней, я очень боялась, провела все возможные обследования, сдала необходимые анализы. Мне сказали, что мой ребенок здоров.
Кстати говоря, за год до появления Сонечки на свет мне позвонила моя подруга Светлана Дубодел – фантастический мастер кукол. Она сказала: «Я сделала трех кукол, хочешь приехать посмотреть?» А я их коллекционирую. Приехала к Светлане, и сидят три куклы. Я выбрала: «Возьму вот эту». Она спросила: «А почему эту?». Я говорю: «Она похожа на мою будущую дочь». Через год родилась моя Соня. И действительно эта кукла похожа на Соню. У нее даже волосики вьются так же, один в один, только цвет глаз другой.
До Александра я была два раза замужем. Был в моей жизни период, когда казалось, что мне дано счастье, – когда рядом был первый муж Игорь Липатов. Я оставила его, потому что считала, что мы прожили эту жизнь. Не было любви. Мы были как брат и сестра, как друзья, а мне этого было недостаточно, хотелось страсти, гореть, хотелось сходить с ума от ревности. Наверное, для моей неуемной природы мне было слишком хорошо и стало скучно.
Мы расстались очень тяжело, потому что я не знала, как ему об этом сказать. Я написала письмо и ушла, а он прочитал. Потом через две недели позвонил и сказал: «Ленчик, ну чего, когда ты домой-то вернешься?» Игорь не давал мне развод. Не агрессивно не давал. Просто не верил в то, что я на это пойду. Он любил. Но когда наконец мы с ним приехали в загс разводиться, он сказал: «Я так счастлив, что ты счастлива. Я очень тебя люблю».
Знаете, мы порой не умеем ценить то, что имеем. С ним у меня были 12 лет счастливой жизни. Он помог, когда я услышала страшный диагноз, был рядом со мной в те минуты, когда было невероятно тяжело. Игорь практически со мной нянчился. У меня были адские головные боли, такой силы, что иголками себя колола, чтобы одна боль перебила другую. Были периоды, когда месяцами, приблизительно раз в два дня, начинался приступ, сопровождающийся рвотой. Это был кошмар. Ощущение ртутного шара в голове. У меня то находили в голове опухоль, то не находили. Это было страшно. Игорь был рядом со мной. Потом было тяжелейшее лечение. Самое ужасное, что это было лечение непонятно от чего. Мне месяцами не ставили диагноз. Они не могли понять. Мне один врач сказал: «Лена, я боюсь, что наши врачи не найдут ответ на этот вопрос, по крайней мере стопроцентной гарантии никто не даст». Я исцелила себя сама. Или это любовь и забота человека, который в меня абсолютно верил. Он заставил меня поступить в институт, работать. Он заставил меня жить. Сейчас у Игоря замечательная семья: любимейшая жена и две дочки. Он мой друг и ныне. Игорь приходил в суд, когда я судилась с Александром, чтобы рассказать, что я совсем не агрессивный человек. Игорь очень переживал и переживает до сих пор и меня поддерживает.