– Та ночь разделила жизнь на «до» и «после». Она перед глазами всегда. Не дай бог вообще кому-то испытать, что я прошла и как я потом жила. Это были тяжелые годы со слезами и болью. Мне во всем было сложно.
И эти люди. Они были без масок. Их глаза я не забуду никогда. Мне казалось, что это какой-то фильм, что это произошло не со мной. Я уложила Сашеньку и Мариночку. Миша спал в своей спальне. Услышала стук. Это было так странно. Я подумала, может, маме стало плохо, может, она упала. Оказалось потом, когда маму душили и она сопротивлялась, стучал диван. И тут я вошла и увидела эту картину.
Миша не знал, что происходит в доме. Он спустился последним в ту ночь на мои крики. Он сразу не понял, что происходит, а потом увидел их наверху. Они уже стреляли без разбора с глушителями. Я убежала из дома, чтобы спрятаться от пуль – поползла до двери, выбежала. Я была в шоке. Подумала, что у меня больше никого нет, что всех убили: моих троих детей, Мишу, мою маму.
Побежала просить помощи у соседей, мне никто не открывал. Все нас знали, но никто не открыл. Я была в отчаянии. Полуголая: в халате, босиком. Спряталась за фургон. Может, поэтому меня и не нашли. Возле фургона был дом соседки Любы. Мы тогда дружили, с детьми гуляли, она мне открыла, и потом Люба вышла и увидела, что идет Миша раненый. Он сказал: «Не ходите, там эти». У меня началась истерика от мыслей о том, что детей нет, мамы нет.
Миша шел сам, мы вообще не думали, что будет такой исход. Потому что он долго был с нами, в течение часа. Та страшная ночь разделила мою судьбу на «до» и «после». Не могу забыть наш последний разговор в ту страшную ночь. Я так кричала на него, что нужно было охрану нанять. У меня была истерика. А он, знаете, всегда, сколько мы с ним жили, называл меня Ирина Викторовна. Говорил: «Иринка Викторовна, любовь моя, я приехал с гастролей, борщец хочу», – и никогда иначе не называл. А тут сказал: «Ирочка». И в этом было все. Это так было сильно. И я ведь его на протяжении всех лет называла Михаил Владимирович. Ему это тоже нравилось. И я думаю, что когда он в больницу поехал, то думал обо мне и о детях, потому что Мишка такой мужик был настоящий, понимаете. Таких мало.
Мы не могли вызвать ни «Скорую», ни полицию. Был День города, никто не ехал. Я кричала в трубку: «Это же дом Круга!» Но им было все равно. А потом Миша сказал соседу Вадиму: «Поехали сами в больницу».
Последний следователь, который занимался делом и все это практически раскрыл (только результаты пока не обнародованы), сказал: «Ты хотя бы с врачом разговаривала?». Я говорю: «Нет, я не разговаривала». – «Ну ты знаешь, что там было?» – «Нет». И тогда он сказал: «Его бы не спасли нигде, потому что пуля прошла рикошетом и задела практически все органы сверху вниз по чуть-чуть. И когда его вскрыли, то просто черпали кровь – брюшная полость была вся заполнена кровью. Невозможно спасти человека с такими серьезными ранениями».
Стреляли сверху, с третьего этажа вниз по нам. Миша меня прикрыл собой, потому что я маленькая, а он крупный. И получается, что все-все пули, что летели, собрал он.
Мне сначала позвонили, сказали, что сделали операцию, что все хорошо, он жив. Мы с друзьями сели, выпили за его здоровье. Уже под утро я услышала, часов, наверное, в семь, уже светло было, как сильно плачет мама Миши – Зоя Петровна. И я поняла, что все, больше его нет. Я была морально к этому вообще не готова.
Потом я себя винила. Вот эти 15 лет живу и думаю: а если бы я побежала туда, может быть, я бы его спасла? Это меня постоянно мучает, что я сделала не те шаги.
Может быть, надо было по-другому? Закрыть эту дверь на ключ, чтобы они выбежали? Но там у меня мама. Понимаете, я рисковала в этот момент. Что бы я ни сделала, я бы подвергла опасности остальных: маму, детей, и у меня не было выхода просто – я бы либо лишилась мамы, либо потеряла всех детей, либо мужа, либо сама погибла. В ту ночь мне просто повезло.
Я знаю, кто это сделал. Это был не случайный налет. Но те люди не думали, что так все получится, они просто хотели нас припугнуть.
Надо, чтобы правоохранительные органы все раскрыли. Нашли место захоронения этих людей, их закопали, как собак. Не хватает какого-то одного доказательства, чтобы все обнародовать. Я не знаю, мог ли Миша кому-то перейти дорогу. Он меня от всего ограждал, лишь бы только я была счастлива. Я была для него как королева.
Мы познакомились, когда я работала официанткой в Челябинске, в провинциальном кафе «Малахит» в центре города. Я попала туда случайно. Работу предложила мамина соседка, она сказала: «Ира, ну, ты сейчас одна. Надо тебе работать, деньги зарабатывать». Тогда я была в разводе с первым мужем. Дочка Марина совсем маленькая была. Миша очень ее любил, играл с ней, когда мы уже были вместе.
Так вот, Миша приехал в Челябинск на гастроли. Он был бедным артистом, в самом начале своего пути, простой парень с гитарой из Твери. После концерта Мишу привезли ужинать в наш ресторан «Малахит». В этот вечер был огромный банкет, у меня было столов 60. Наш директор Александр Петрович мне говорит: «Слушай, ты у нас такая скромная, ответственная, давай тебе еще и столик Круга дам». Я его поклонницей не была, песни не слушала и вообще не хотела его стол обслуживать, но директор настаивал. Я очень расстроилась: «Вот, мне какого-то Круга навязали. И кроме него 60 столов – не справлюсь!»
Как только он меня увидел – и, мне кажется, сразу все решил. Решил, что я – его женщина. Миша мне потом сказал: «Иринка Викторовна, я как вас увидел, вот сразу просто понравилась, и все». И я тоже что-то почувствовала, женщины всегда чувствуют эту энергию.
Я зашла, они сидели большой компанией. Директор наш за столом с Кругом сидел и предложил мне присоединиться, а я ответила: «Не могу, я на работе!» Я на самом деле была очень скромная. Кроме того, на тот момент у меня был развод, и на душе было не очень хорошо, мне было вообще ни до кого.
Директор настаивал: «Ну сядь с нами, посиди. Ты должна. Ну, сядь, и все». Я села, и Миша начал шутить: «Пойдешь к нам костюмером?» А я думаю: «Вот издевается. Что, в Москве костюмеров нет?» Я сидела, а он говорил, говорил… Наконец я сказала: «Можно я пойду?» И ушла. Думаю: «Какой Михаил странный». У меня настроения не было, потому что меня 60 человек ждали, надо было всех кормить, убирать посуду. Я ушла и не рассчитывала, что все будет серьезно.
На следующий вечер снова Миша приехал после концерта. Уже не я его стол обслуживала. И к полуночи директор Александр Петрович говорит мне: «С тобой сейчас Круг хочет зайти поговорить». А я была с подругой, мы бокалы протирали, сортировали и убирали на место. Говорю подруге: «Слушай, не уходи, пожалуйста, так боюсь! Сейчас этот Круг придет. Ради бога, не уходи». И вот Ольга стояла, натирала бокалы, а он сел со мной. Миша сказал: «Вы меня извините, я действительно серьезно вам предложил поехать – идите ко мне работать». Рассказал, что я буду с ним ездить на гастроли, предложил хорошую зарплату. Это было намного больше, чем я зарабатывала в ресторане, но я ему отказала, объяснила, что у меня маленькая дочь, сейчас я не готова оставить ребенка и уехать, извинилась. Да и мне показалось, что все это несерьезно: увидел в ресторане и сразу работу предложил. После моего отказа в ресторане только об этом и говорили, что Круг мне предложил, а я не уехала.
Миша – простой шофер из Твери, простой парняга с гитарой. За какие-то несколько лет он становится из водителя суперзвездой Советского Союза для начала, а потом России. Вот если с точки зрения судьбы говорить, то судьба его поцеловала крепко. Он на глазах стал меняться. Когда у нас был первый совместный концерт в Театре эстрады, он говорит: «Толя, ну что, как я там смотрюсь?» Я говорю: «Миша, нормально все, только ты как не круг, а как квадрат». Он: «А что такое?» Я говорю: «Да ты все время руки в карманах держишь. Ты и так крупный, а еще руки…» Он отвечает: «А что? Куда руки-то деть? Гитары нет. В этой руке микрофон, а ту куда?» Я говорю: «Мишаня, зашей карманы, и все будет нормально». Какое-то время прошло, снова у нас совместный концерт. Он подходит и говорит: «Толя, смотри». Я пригляделся, он говорит: «Зашил оба». Он действительно зашил оба кармана на всякий случай.