– Слушай, у тебя выпить есть? – игнорируя вопрос хозяина, прокричал Павел.

– Есть, да не про вашу честь! – нагло заявил собеседник. – Убирайся к чертям собачьим!

Похоже, ни в собутыльнике, ни в чьих-то свободных ушах он не нуждался.

– Да ладно тебе, Олег. Плесни сто грамм, а то трубы горят! – Манин придал голосу болезненные интонации.

– Пшёл вон, говорю!

Грохнул выстрел, пуля пробила дыру в верхней части двери, отколов несколько щепок. Стреляет из карабина, но метит над головой, чтобы припугнуть, если, конечно, спьяну не окосел. Вообще-то он собирался стрелять ментов, а не всех подряд. Не хочет ещё одну невинную душу загубить? Если так, то пока не совсем потерян для общества.

– Харин! Это Манин из уголовного розыска. Знаешь меня? Давай поговорим.

Ещё один выстрел, в этот раз на уровне груди. Стой сейчас Павел прямо перед дверью, пуля вошла бы точно в сердце. Он покачал головой. Преступник держал обещание насчёт ментов и не был расположен к беседе.

Дежурный грозился прислать группу захвата, но чем закончится штурм? Сколько выстрелов успеет сделать убийца и сколько из них попадёт в цель до того, пока сам не рухнет, сражённый ответными пулями? Ничего славного в такой смерти Манин не видел.

Дом окружала гнетущая атмосфера человеческого страха и безысходности, смешанная с демонической вакханалией. И с этим надо было во что бы то ни стало разобраться. Причём немедленно, до приезда группы.

Дёрнув дверь, Павел убедился, что она заперта (кто бы сомневался), тихо сошёл с крыльца; пригнув голову, подобрался к открытому окну и замер под ним, прислушиваясь. Изнутри доносился топот и звон пинаемых по полу пустых бутылок. Харин метался из комнаты в комнату, выкрикивая в пространство:

– Идите, суки, менты позорные!.. Ща я вас встречу!.. Ща я вам налью!..

Его пьяный голос то приближался, то уплывал в другую часть дома, чтобы через минуту снова раздаться над головой засевшего под окном Павла.

– Ну, вы где?! – это уже от входной двери.

Быстро перемахнув через подоконник, Манин оказался в доме. Тихо приземлиться не получилось. Грохнув подошвами по голым доскам пола, бросился к выходу из пустой комнаты. Нетвёрдые торопливые шаги за стеной отмечали путь пьяного Харина. Шатающейся походкой он ввалился в проём, держа карабин у пояса стволом вниз, и наткнулся осоловелым взглядом на пистолет, направленный ему в лоб. В какой бы сильной степени опьянения не пребывал преступник, опасность получить пулю промеж глаз оценил трезво и остановился, замерев.

– Бросай оружие! – потребовал Паша.

В ответ Харин лишь оскалил зубы в неживой полуулыбке и начал поднимать ствол. Но Павел смотрел вовсе не на карабин и даже не на человека, в чьих руках тот сейчас находился, а на нечто особенное, инородное, впившееся в преступника и тянущееся за ним. С появлением Олега он заметил клубящуюся вокруг него темноту, словно спина, плечи и особенно голова у того чадили густой копотью, будто в ауру Харина добавили изрядную долю несмываемых чернил.

Да, он мог видеть ауру, особенно такую тёмную, и кое-что ещё, намного более странное и… страшное. Чернота уходила назад, за её носителя, вытягиваясь хвостом, и закручивалась, образуя воронку. Этого Павел и боялся: Олегом управляла чужая сила, которую Манин называл Мраком, сознательно игнорируя более распространённые и, возможно, более точные термины – «демонизм» или «одержимость». Как убеждённый атеист, он охарактеризовал этим словом реально виденную им и понятную физическую величину. Хотя и понимал, что такие твари живут в совершенно ином, скрытом от взора людей мире, но время от времени прорываются сюда, где не могут существовать вне человека, овладевая его телом и сознанием.

Бывает, они навсегда остаются паразитировать в носителе, управляя его поведением. А иной раз набедокурят и уйдут обратно в свой неведомый мир, не стеснённый никакими правилами, оставив человека размышлять над странными поступками, о которых тот раньше никогда и думать не посмел, не то что позволить себе их совершить. Причём люди прекрасно всё помнят, и считают действия Мрака не чем иным, как проявлением собственной воли и своих скрытых желаний.

Нередко носители становятся клиентами психушек, а уж по тюрьмам да колониям только такие обычно и сидят. С лёгкой руки Павла его коллеги по уголовному розыску стали называть закоренелых преступников, не поддающихся исправлению, «мрачными типами». Сам же Паша подводил под это понятие тех людей, внутри которых Мрак прописался надолго, практически не оставляя человеческое тело ни на минуту.