Глава VII

Катя зашла в спальню для девочек только после полуночи. Она предпочла бы провести на улице всю ночь, если бы Цербер не велел ей возвращаться. То, что происходило с ней вчера, не поддавалось никакому объяснению: Милана, приревновав к ней Олега, с легкостью вычеркнула ее из списка своих подруг и устроила на нее охоту. Алина и Ира, с которыми прежде Катя общалась довольно хорошо, внезапно превратились в язвительных стерв, готовых выдавать тысячу ядовитых острот в минуту.

Джоконда даже не знала, чего она боится больше: Милану или ее влияния на других девушек. Практически каждая стремилась сказать Кате какую-то гадость. Всего за несколько часов Милана умудрилась настроить против неугодной подруги всех: кого-то из девочек запугали, но большинство из них испытывало откровенное удовольствие, получив новый объект для насмешек.

Этим утром Катя проснулась на пятнадцать минут раньше установленного времени, и ее откровенно удивило, что почти все девочки в спальне уже проснулись. Сев на постели, Джоконда скользнула взглядом по помещению, пытаясь понять, что послужило причиной такого раннего подъема.

«Причина» сидела на подоконнике и, искривив губы в насмешливой улыбке, покручивала в пальцах черный маркер. То, что Милана находится не в своей спальне, несколько насторожило Катю. Быть может, подруга поняла, что ошибалась? Или Олег сам наконец опроверг слухи, грязно пущенные им в ту ночь, когда разоблачили «чердак»?

В этот момент Милана громко расхохоталась.

— А что, тебе идет! Шалава, она и в Африке шалава! — весело воскликнула она, и ее смех немедленно подхватили другие девочки. — Полюбуйся на себя, сучка!

Катя заметно побледнела. Она в страхе посмотрела в зеркало, висевшее на стене, и к своему ужасу увидела у себя на лбу надпись, оставленную большими заглавными буквами: «ШЛЮХА».

Смех все усиливался, и Джоконда почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Алина и Ира хохотали едва ли не громче всех, и Кате ничего не оставалось, как поскорее выбраться из комнаты и попытаться оттереть надпись. Однако маркер не смывался даже после нескольких намыливаний. Он даже не потускнел. Оставалось только идти в медпункт и просить, чтобы дали спирт.

Девушка в ужасе представила, как пойдет по коридору в таком виде, как будет спускаться на первый этаж и оправдываться перед дежурным врачом. Но еще больше Катя боялась, что в кабинете окажется не Наталья Михайловна, а Айболитка. С Натальей Михайловной хотя бы можно поговорить, и она всегда поймет и поддержит, чего нельзя сказать о ее коллеге. Айболитка наверняка скажет что-то вроде: «Такое просто так не напишут…»

Кате повезло. Когда она постучала в дверь, то, к своему облегчению, услышала мягкий голос Натальи Михайловны. Это была рыжеволосая женщина лет пятидесяти, полная, но при этом удивительно юркая для своей комплекции. Она очень любила детей и искренне сочувствовала каждому, кто лишился своих родителей. Увидев Катю в таком состоянии, женщина поднялась с места и шагнула ей навстречу.

— Кто это сделал, милая? — встревоженно и в то же время ласково спросила она.

Этот вопрос, заданный столь заботливым тоном, подействовал на Катю сильнее, нежели насмешки и оскорбления: девушка почувствовала, как по щекам текут горячие слезы. Разговор с доктором стал для нее своего рода отдушиной. Спирт позволил убрать с кожи следы маркера, и теперь девушка могла выговориться. Она рассказала Наталье Михайловне все, не упоминая имен, и при этом попросила лишь выслушать и не вмешиваться в происходящее.