В конце июля 1-я Коммунистическая дивизия предприняла наступление на Калач и после дня упорных боев взяла город. Наступление было стремительным, неожиданным для врага и потому удалось захватить много разного добра – большой запас хлеба, винтовки, пулеметы, орудия, один пароход и четыре баржи. Удачное наступление воодушевило красных бойцов. Отряд товарища Межевых взял станцию Лог. Товарищ Ворошилов с отрядом кавалеристов совершил стремительный рейд к находившемся в белом тылу селу Мартыновка (Сальский округ), в котором около 3 тысяч красных бойцов несколько недель сопротивлялось натиску белоказаков. «Мартыновцы» отошли к Царицыну и влились в ряды его защитников. Отдельные успехи красных отрядов возможно и не имели стратегического значения, поскольку не могли преломить ход белоказачьего наступления, но политическое их значение было велико. Любая победа над врагом, любой успех наших бойцов укреплял дух защитников Царицына и показывал врагу нашу силу.

Когда решалось, в каком направлении следует нанести решающий (первый решающий) удар по белоказакам, большинство, в том числе и товарищ Ворошилов, было за то, чтобы ударить в западном направлении, по Мамантову, который ближе других красновских командиров подошел к Царицыну. Но товарищ Сталин сказал:

– Мамантов тоже думает, что мы ударим по нему. И Фицхелауров так думает. Зачем идти туда, где нас ждут? Лучше сделать «сюрприз» Фицхелаурову, восстановить связь с Центром и попытаться зайти в тыл противнику.

Первый удар был нанесен нами в северном направлении. Разгром Фицхелаурова означал провал белоказачьей кампании, но Краснов не отдал приказа об общем отступлении. Его казачки отступали под натиском красных бойцов, которые были одержимы революционным порывом невероятной силы. Враг, взявший было Царицын в клещи, дрогнул, побежал. Ату его! Били белоказаков крепко, зло, пленных старались не брать. Настроение было таким – дать Краснову по морде так сильно, чтобы он, сукин сын, забыл дорогу к Царицыну. Потери белоказаков составили около 15 тысяч человек (эту цифру сообщил наш человек в штабе Краснова), треть от всего состава Донской армии. Пулеметов и орудий нам досталось изрядно. Казачки драпали так, что им было не до пушек с пулеметами, рады были ноги унести. Стоило нашим отрядам задать жару Фицхелаурову, как настроение в Донской армии тут же изменилось. Казаки стали говорить о том, что им Царицын не нужен, что гибнут они за германский интерес (так оно, на деле, и было) и что нечего было вообще соваться на левый берег Дона. Казачки были рады налететь-пограбить, но как только получали отпор, сразу же вспоминали о родных станицах и своем шкурном интересе.

К 10 сентября 1918 года с белоказачьим наступлением было покончено. Но мы не спешили радоваться, поскольку понимали, что Краснов не угомонится, что он соберет силы и вскоре предпримет новое наступление. У него не было другого выхода. Немцы, а также желание сохранить атаманский пернач подталкивали Краснова к новому походу на Царицын. Войсковой круг сделал Краснову «комплимент». В середине августа, когда враг думал, что Царицын вот-вот будет взят, Войсковой круг произвел генерал-майора Краснова в чин генерала от кавалерии,[176] миновав чин генерал-лейтенанта. Таким образом Краснов стал выше чином Деникина, который был генерал-лейтенантом. Говорили, что Деникин, узнав о новом чине Краснова, сказал: «Меня в генерал-лейтенанты произвел государь император, а не толпа казаков». На наш пролетарский взгляд эти генеральские перекоры выглядели смешными, но сильнее всего веселило то, что свежеиспеченный генерал от кавалерии не оправдал надежд своих казачков, не смог взять Царицына. Трижды пытался атаман, да так и не смог.

10 сентября в Царицыне прошел праздничный митинг по случаю победы над белоказаками. Товарищ Сталин вручил наиболее отличившимся частям награды – почетные боевые знамена. Радость была двойной – отстояли Царицын и Ильич пошел на поправку после злодейского покушения, совершенного эсеркой Каплан.[177] Спустя два дня после митинга товарищ Сталин уехал в Москву. Было объявлено, что он едет проведать Ильича и дать ему отчет о состоянии дел в Царицыне и на Северном Кавказе.

На самом деле настоящая причина была иной и знали о ней немногие. Поняв, что после блестящего отражения атаки белоказаков авторитет товарища Сталина возрастет и его позиции в руководстве Республики укрепятся, Троцкий решил воспрепятствовать этому. Заручившись поддержкой военспецов, он начал убеждать ЦИК и Совнарком в том, что оборона Царицына в июле-сентябре 1918 года велась с многочисленными ошибками, которые, якобы, «поставили Царицын в угрожающее положение» и «создали предпосылки для захвата Царицына врагом» (цитирую по выписке из письма Троцкого Ленину, копию которого дал мне прочесть товарищ Сталин). В стремлении опорочить своих противников Троцкий не гнушался ничем. Из его обвинений выходило, будто товарищ Сталин «развалив управление Северокавказским округом» не делал ничего для того, чтобы отразить наступление Донской армии.

Но почему же в таком случае Царицын не был взять белоказаками? Как же он устоял, если для его защиты толком ничего не делалось? Гром небесный погнал Донскую армию прочь? Ответ на этот закономерно возникающий вопрос Троцкий спрятал под нагромождением различных «доводов», подготовленных по его приказу военспецами.

Обвинения, выдвинутые Троцким были настолько серьезными, что товарищу Сталину пришлось лично приехать в Москву для дачи объяснений. Он был вынужден делать это (отвлекаться) в такой ответственный момент, когда нужно было всячески крепить оборону Царицына в ожидании нового наступления белоказаков. Красная разведка доносила, что Краснов объявил на Дону очередную мобилизацию и начал переговоры с Деникиным и немцами. Немцы были готовы продолжить помогать Краснову, но взамен требовали преподнести им Царицын. Деникин же настаивал на полном подчинении себе Краснова с его Донским войском. В сентябре 1918 года Краснов еще не был готов подчиниться Деникину, это случилось немного позже под давлением обстоятельств.[178]

Также Троцкий обвинял товарищей Сталина и Ворошилова в том, что они не развили успешного наступления на отступающую Донскую армию и ограничились занятием прежних позиций (июнь 1918 года) вместо того, чтобы продолжать преследование белоказаков. «Если бы Реввоенсовет и Всероглавштаб дали бы нам хотя бы половину от того, что мы просили, то мы были бы уже в Новочеркасске!», ответил на это глупое надуманное обвинение товарищ Сталин и перечислил то, что было запрошено им для обороны Царицына и то, что было получено. Троцкий начал юлить, ссылаясь на недостаток живой силы и вооружения, но товарищ Сталин при помощи цифр доказал, что его оправдания неубедительны. Троцкий не сумел добиться желаемого. Вместо того, чтобы поставить в неловкое положение товарища Сталина, Троцкий оказался в подобном положении сам. Работа Реввоенсовета по организации обороны Царицына была признана неудовлетворительной. На самом деле Реввоенсовет не вел такой работы. Организовал оборону Царицына и руководил ею товарищ Сталин, которому изначально была поручена заготовка продовольствия на Юге.

Итогом сталинской поездки в Москву стало создание Военного революционного совета Южного фронта под председательством Сталина. Важное значение также имела приветственная телеграмма, присланная в Царицын Лениным и Сталиным.[179] Эта телеграмма была не просто приветствием доблестным защитникам города. Она также давала понять всем посвященным в суть дела, что Ленин и Сталин выступают заедино и что никаких противоречий и размолвок между ними нет. Троцкий проиграл по всем статьям. Ему не удалось ухудшить обстановку настолько, чтобы можно было надеяться захватить власть. Он лишился многих своих клевретов-военспецов. Он не смог бросить тень на товарищей Сталина, Ворошилова и других защитников Царицына. Но создал «свой» Военный совет Южного фронта, что привело к двоевластию.

У меня с Троцким в октябре 1918 года состоялся разговор, после которого я был назначен членом Военного совета Южного фронта.

– Вы совершенно забросили свои обязанности заместителя народного комиссара по морским делам, – сказал мне Троцкий. – Волжская флотилия и царицынские дела полностью поглотили ваше внимание. Раз уж так сложилось, то лучше будет перевести вас на Южный фронт.

«Не нужен мне в наркомате доверенный человек Сталина», прочел я по его глазам.

С формальной точки зрения для заместителя наркома по морским делам назначение членом военного совета фронта было понижением, но меня такие условности никогда не волновали. Я считал, что на Южном фронте сумею принести гораздо больше пользы, чем в наркомате. Я знал положение дел, знал всех командиров, знал сильные и слабые стороны противника. Да и сама живая работа в фронтовой обстановке нравилась мне больше, чем бумажная работа в наркомате. Сдав дела я вернулся в Царицын в новом качестве, как член Военсовета фронта. Впоследствии я узнал, что мое назначение в Военсовет произошло по рекомендации товарища Сталина. Сталин обратился к Свердлову, тот поддержал и Троцкому некуда было деваться. Но мне Троцкий представил дело таким образом, будто мое назначение в Военсовет было его единоличным решением. Такое поведение было для Троцкого обычным.

Осенью 1918 года Троцкий произвел большую чистку в наркомате по морским делам. Он избавился не только от меня, но и еще от многих сотрудников, неугодных ему по каким-либо причинам. В результате некоторое время в наркомате некому было работать. Мой помощник Сережа Корнилов, будучи на деле рядовым сотрудником наркомата, около месяца исполнял должность заместителя наркома (бывшую мою).