Весь этот краткий очерк о моде промелькнул в голове у принцессы за долю секунды. А по сути, первое, что Агата увидела в зеркале — это пытливые глаза, золотые, как у всех в их роду. Полумагическая династия Астор. У одних они отливали янтарём, у других походили на засахаренный мёд. Ген высшей касты, свидетельство некой энергетической силы. У её матери, к примеру, глаза были как рубины, раскрошенные в золоте. Это создавало необычайный эффект в сочетании с рыжеватыми волосами, и добавляло магнетизма властному взгляду.

Её дочь не могла похвастаться такой статью, такими выверенными движениями, ну разве только правильными чертами лица. В этом не было ничего необычного — и женщины и мужчины в их семье обретали свою знаменитую красоту в более зрелом возрасте. А до определённого момента все они оставались тощими, угловатыми подростками. Волосы Агаты отливали чистым золотом, а глаза напоминали смешанную с водой частичку солнца. Безупречна гармония, которую портил разве что курносый нос и не по-детски острые скулы. Да и губы слишком уж тонкие и бескровные. Агата до сих пор не могла определиться, красива она или просто мила, но времени решить данный вопрос уже не оставалось: гувернантка недвусмысленно распахнула дверь.

Женщина прошла с ней несколько коридоров, но вскоре покинула. Принцессу полагалось сопровождать, и в то же время ей не следовало появляться в окружении большой свиты, так что обычно она обходилась одной Мирой. Да и то, учитывая возраст подопечной и её нежелание выглядеть несамостоятельным ребёнком, гувернантка иногда оставляла её одну, с радостью переключаясь с забот принцессы на свои собственные. Замок был напичкан стражей, которая готова защитить наследницу трона как от покушений, так и от путешествий в места, в которых ей находиться не следовало. Конечно же, сначала Мира заручилась разрешением королевы.

Агата шагала по коридорам замка. Он носил гордое, уходящее корнями к иностранцам имя Шамбри. Это определённо была любовь, одно из утончённых её проявлений: случается человеку полюбить не живое существо, а место в пространстве. Широкие залы, анфилады, лабиринты. В полированном камне отражался подол серебряного платья.

Из камня было всё, а если не всё, то уж точно самое основное. Внешние стены — необработанный гранит, тронный зал — из самых дорогих пород мрамора. Когда-то построенный как классическая средневековая — хоть и с королевским размахом — крепость, замок обновлялся не реже, чем раз в столетие. Бойницы заменяли панорамные окна, рядом с донжонами пристраивались изящные башни. Здание стояло на единственной горе в черте города и умело соединялось с её структурой. В одном месте верхушку скалистой породы срезали, подровняли, и оборудовали там площадку для воздушного транспорта. Благодаря рельефу казалось, что суда и дирижабли стоят прямо на крыше.

То тут, то там, хамелеонами прятались трубы. Массивный облик здания разбавляли галереи, балконы и террасы. Металлические рамы витражей покрывала благородная патина. Лучшие архитекторы и инженеры следили за тем, чтобы всё это находилось в гармонии, а не превращалось в безвкусную мешанину. Их стараниями замок образовал собой уникальный ансамбль, можно сказать, город в городе, к которому вёл огромный мост на стрельчатых опорах. Всё это было воздушным, несмотря на тысячи тонн камня и металла. Постепенно замок стали именовать замком-дворцом, или же просто дворцом. В настоящее время никто из придворных не заморачивался с выбором точного термина: все попросту чередовали эти, не забывая и об официальном имени — Шамбри.

В отделке встречался сланец и травертин, алебастр и песчаник, однако на протяжении столетий именно союз мрамора и гранита был на пике популярности — самый прочный, самый дорогой и верный традициям.

Вдалеке вился дым тысячи труб. Городские промышленники с радостью бы расширили свои владения, но королева строго настрого запретила строить фабрики в центре города. Беднягам приходилось ютиться на периферии, где места уже не хватало, а конкуренция пожирала слабейших. От скопления заводов и мастерских у горожан развивались болезни, в моду входили кожаные намордники, фильтрующие воздух. Агата видела такой однажды, на фотографии. Люди боготворили золотую столицу, однако бедные кварталы потихоньку задыхались. Это была плата за отсутствие голода, безработицы и войн. Королева по-прежнему не разрешала строить вблизи замка, впрочем, это был далеко не самый жестокий её приказ.

Агата свернула налево, преодолела лестничный марш, придирчиво дёрнула юбку: на лестнице особенно бросался в глаза детский, как ей всё-таки казалось, покрой. Полюбовалась солнечным зайчиком на щеке прошмыгнувшей мимо служанки. Нижняя губа у девушки была разбита. Девочка знала, что если спросит — ей соврут, расскажут байку о скользкой ступеньке или разлитом на полу масле. Она была достаточно взрослой, чтобы это понимать. Со слугами никто особо не церемонился, том числе и сами слуги. Агата не знала, что в других местах бывает куда хуже, чем в замке, но всё равно преувеличенно грустно вздохнула и продолжила путь. Через минуты девушка была уже забыта, а лабиринты замка вели всё дальше и дальше.

Ковры, гобелены и безделушки позволялись только камерным и жилым помещениям, интимность которых оправдывала уют. В остальном же, единственным и безупречным украшением замка был свет. В Йэре он всегда оставался неизменно золотым — даже рассветные часы пропитались духом заката. Говорили, в других городах королевства не менее красиво, но всё же по-другому. Принцесса верила, и мечтала когда-нибудь убедиться в этом сама.

Видя Агату, люди ей улыбались и уступали дорогу. Она отвечала вежливым кивком и приветствием, и задорно махала рукой, когда это казалось ей уместным. Несколько вельмож удивились развязному жесту принцессы, но ей было плевать. На самом деле к этим странностям привыкли: всё-таки девочке не исполнилось ещё и четырнадцати, самое время немного подурачиться. Ведь вскоре её высочество отправят завершать образование на Чёрные острова, вот уж где придётся распрощаться с детством.

Огромные часы из потемневшей бронзы показали десятый час. Циферблатов во дворце предостаточно, как и многих других, необходимых в быту механизмов. Особенностью замка Шамбри было то, что пока во всём городе пружины и заклёпки выставлялись напоказ, здесь их тщательно прятали. Но отголоски новых времён то тут, то там вклинивались в повседневную жизнь. То и дело кто-нибудь из обитателей дворца соблазнялся модной диковинкой. И посему здесь в любой момент можно было наткнуться на автоматона с подносом, или на часы, которые крадутся на кошачьих лапах вдоль стен.

Стены, немые очевидцы столетий. Кому-то они служат напоминанием важных событий, а кто-то не видит перед собой ничего, кроме несущей конструкции. К большинству из них Агата относилась неплохо. Она любила это место, до безумия обожала «свой» замок, однако были и исключения. Некоторые камни впитали в себя скуку — навязанную, полную одинокого молчания. А некоторые — обиду, жгучую, граничащую с ненавистью. Такую, что, казалось, не могла она зародиться в таком юном сердце. И всё же просочилась туда.

Принцесса помнила грубые руки с костлявыми пальцами. Теперь-то у неё есть широкая душой и телом Мира в качестве гувернантки. А шесть лет назад её место занимала сухопарая, похожая на безвкусный гербарий, мегера. Она тащила Агату за локоть по этим коридорам — по самым тёмным, старательно минуя парадные. Причиной этому была практичность: женщина экономила время, выбирая кратчайший путь. Но девочке казалось, что няня стремилась в такие места, потому что они были пакостными, как и её душа.

— Ты больше его не увидишь!

— Пусти-и-и!!!

Принцесса выла, хныкала и вырывалась. Никто бы не подумал, что это семилетняя дочь королевы, если б не знал наперёд.

— Так вам обоим и надо!

Агата даже не помнила, за что их наказали. Вероятно, это свидетельствовало о том, что проступок был ерундовым — всего лишь безобидная шалость! Однако взрослые так не считали. Родители не стали слушать объяснений, они пришли к выводу, что это неудачная идея — позволить дочери водить дружбу с каким-то оборвышем. На самом деле у ребёнка была вполне официальная должность: мальчик для битья. До того дня Агата думала, что это только понарошку, но разбитый нос и кровоподтёки, которые оставил его дядя, переубедили её. Ведь никто не смел ударить наследницу. А когда дело потребовало порки, другу досталась двойная порция, за себя и за неё. Агата всё видела, но ничего не могла сделать: няня крепко держала за руки, пока дурно одетый мужчина ожесточённо лупил мальчика. Ему было всё равно: сказали привести ребёнка, чтобы принцессе не было скучно — он привёл. Сказали из-за неё же побить — он не задавал лишних вопросов. Затем девочку уволокли прочь. В последний раз она увидела покрытого синяками друга, когда тот навсегда покидал дворец. Пока никто не видел, он больно толкнул её в локоть и убежал. Не смотря на агрессию, маленькая Агата поняла, что это всего лишь страх, обида и боль. В ту пору она как-то больше умела сопереживать.

С тех пор принцесса не общалась с ровесниками, помимо сестёр и брата. Что касается последнего — к нему тоже определили своего мальчика для битья, которого он уже не раз специально подставлял. Но это был здоровый десятилетний лоб, которого если и били, то чисто символически. Особой жестокости требовало лишь воспитание наследницы. Пьер мог носиться с этим мальчишкой целыми днями, изводя наставников, а Аврора Алеста были ещё слишком малы и играли в куклы.