И Костя понял, что готов рискнуть и уехать хоть к черту на кулички ради того, чтобы сыграть в картине бывшего соотечественника роль «хорошего русского».

Ариадна Сергеевна Миносяева была единственной из зрителей злополучного телешоу «Мегаприкол», кому удалось выжить и уцелеть в том пожаре. За это Ариадна Сергеевна бесконечно благодарила слабость своего желудка и шаурму, проданную ей пасмурным продавцом с солнечного юга.

Перед самым началом пожара в студии несвежая пища сделала свое дело, и госпожу Миносяеву прихватило так, что ей едва удалось добежать до уборной. Но даже там, в кабинке, она слышала всё — и смех публики, перешедший в истерический вопль, и грохот падающей аппаратуры, и страшный рев неведомых зверей. А когда в туалет потянуло дымком, Ариадна Сергеевна не стала напрасно блуждать по коридорам в поисках схемы эвакуации, а сделала пожарным выходом окно, грохнув по нему своей сумкой с ноутбуком.

В отсветах огня увидела она силуэты быстро и легко удалявшихся прочь летучих существ и могла поклясться, что это были отнюдь не какие-нибудь орлы или коршуны.

После этого свой загончик на графоманском сайте Ариадна Сергеевна переименовала, и теперь он назывался «И не горим, и не тонем!». Стала она частенько захаживать к уфологам, а в статьях писала о том, что телестудию Нагафенова сожгли драконы.

Стоит ли удивляться, что через пару недель на пороге квартиры госпожи Миносяевой возникло два белых человечка, вызванных встревоженными соседями по лестничной клетке, которые все это время не были охвачены ее пристальным вниманием на предмет сбора денег в пользу голодающих летучих мышей, стрижей и голубей города Москвы, либо для борьбы с бесчинством несознательных граждан, что не желают ходить на выборы.

Одним словом, вскоре в загончике Ариадны Сергеевны появился еще один заголовок: «Записки из Кащенко», и в этих мемуарах она обличала всех противников теории Дарвина, равно как и ее сторонников, и торжественно клялась, будто лично видела живых драконов, лишивших ее тихого семейного счастья с Василием Нагафеновым, который перед тем как сгореть на сцене, пламенно предлагал ей руку и сердце.

Но с ней отчего-то уже никто не спорил и не ругался…

С приходом лета Айшет становилась чуть веселее. Лето всегда напоминало ей о доме, воздух пьянил и кружил голову.

И вот, придя домой после очередного пресного рабочего дня, она услышала в квартире трель телефонного звонка. Руки задрожали: если кто-то звонил на домашний, вести были очень важными.

Айшет не сразу узнала голос сестры Лейлы, хоть и говорила та на родном языке. И не сразу поняла ее.

— Что, Лейла? Что? Скажи еще раз!

— Я говорю, с отцом нашим было плохо. Он теперь плачет и хочет, чтобы ты вернулась домой.

— Дада?

— Он говорит: «Я виноват перед Айшет, найдите ее, она самая моя любимая дочка, пусть придет и живет дома, если сможет простить обиду».

Глаза Айшет засияли:

— О, Аллах! Не было обиды, так и скажи ему! Я сейчас еду, Лейла! Я прямо сейчас приеду домой!

И только теперь поняв, как надоела ей и чужая квартира, и чужой серый город, и навязанная ей чужая жизнь, она бросилась собирать вещи.

А город В*** даже и не заметил утраты, как ничего не изменилось и в столице с исчезновением нескольких селебрити. И психиатрическая клиника на Тепличной живет прежней жизнью по давным-давно установленному распорядку; и сын Ненароковых так и получает в школе двойки, предпочитая урокам велосипед и компьютерные игры; и дальнобойщик Леха, как всегда, курсирует на своем КамАЗе в Москву и обратно; и Надежда Ивановна Товарищ каждый вечер пересаживает своего пса на длинную цепь, а ее внук, Гоня-хакер, водится с загадочными людьми, приносящими ему загадочные заказы. И даже кондукторша старого трамвая не устает думать о том, как же ненавистны ей лица всех этих пассажиров, весь этот город и вся эта не заладившаяся жизнь.

Впрочем, наверное, так и должно быть в мире Дуэ, покинутом настоящими хогморами?