262 ПСРЛ, т. VIII, с. 49; т. XI, с. 85.
263 Заключаю о сопротивлении черному бору из того, что в мирном «докончанье» в. к. Дмитрия с новгородцами, какое было заключено на исходе 1385 г., «те, за кем княжчина залегла», поставлены на ряду с другими «винными людьми» – «волжанами» ушкуйниками, которые ходили разбоем на Кострому и на Нижний. И за тех и за других Новгород уплатил пеню в 8000 рублей, а сверх того великий князь прислал опять своих черноборцев взять дань на недоимщиках.
264 ПСРЛ, т. VIII, с. 50–51; т. IV, с. 94, т. V. с. 242. Большую часть пени новгородцы возложили на заволочан, «судивши вси вечем по старине вправду», и послали своих бояр на взыскание платежа со всей Заволоцкой земли. Этих бояр часть текстов (т. VIII, с. 51) отождествляет с «приставами»; но есть редакция текста, указывающая на посылку в Заволочье великокняжеских приставов (т. V, с. 240, список Ц); ср. т. XI, с. 83 и 89.
265 ПСРЛ, т. VIII, с. 60. С.М. Соловьев видит в «неслыханном прежде распоряжении в. к. Дмитрия относительно вотчинной передачи великого княжения сыну признак, что Дмитрий уже не боится соперников для него ни из Твери, ни из Суздаля» (кн. 1. ст. 1002); Экземплярский (т. I, с. 125) – указание, «до чего упало теперь значение татар в глазах московского князя». Ближе к обстоятельствам времени было бы усмотреть тут прием закрепления за сыном великого княжения в связи с договором между в. к. Дмитрием и князем серпуховским (1389 г.), а также с отношениями к великим князьям тверскому и рязанскому, которых московские князья также стремились привести к формальному признанию своих вотчинных прав на великое княжение. Не вижу оснований противопоставлять духовную Донского признанию авторитета ханской власти: в Орде считались с русскими правами и обычаями, и князь Юрий Дмитриевич будет позднее ссылаться перед ханом на духовную отца.
266 ПСРЛ, т. VIII, с. 60. По указаниям договорной грамоты (С.Г.Г. и Д., т. I, № 35), на Русь приходил ханский посол, в расходе по приему которого в Коломне участвует князь Владимир, потому что он тогда еще «был в своей отчине»; этот «коломенский посол» приходил, вероятно, звать в. к. Василия в Орду; «володимерские послы» (Шихомат с товарищами) прибыли, когда князь Владимир «выехал из своей отчины» (и потому «тот протор ему не надобе»). Ездил в Орду не в. к. Василий, а брат его Юрий, и там его задержали: во время заключения договора – после Крещения 1390 г. – еще ожидали его возвращения: «А выйдет Юрьи с послом, уговариваются князья, и нам то поднята по розочту по выходу» (т. е. пропорционально долям «выхода», установленным в том же договоре). Дату мирного докончания см. в ПСРЛ, т. XI, с. 121. По этому докончанию в. к. Василий дал дяде «в удел Волок с волостьми, а волости Издетемле да Войничи, да Ржеву с волостьми» в придачу к тому, чем князя Владимира благословил его отец и чего ему «отступился» в. к. Дмитрий. А в остальном договор 1390 г. повторяет почти без изменений договор 1389 г., несколько смягчая терминологию («честно» вместо «честно и грозно»; опущено обязательство «служита без ослушанья», но сохранено равносильное «всести без ослушанья» на конь по посылке великого князя). Но постановка собственной княжой власти Владимира Андреевича в военном командовании и московском суде существенно иная: его бояре, которые живут в уделах в. к. Василия и его братьев или в великокняжеских волостях, идут в поход с воеводой своего князя; и в московском городском суде великий князь не судит без наместника князя Владимира; территориальный принцип, принятый в договоре 1389 г., потерпел заметное ограничение. Нет основания предполагать с С.М. Соловьевым причину раздора в сопротивлении князя Владимира «новому порядку вещей», кроме разве уговора князей на случай «городной осады» в Москве: если в. к. Василий засядет в городе, а Владимира пошлет из города, то Владимир оставит в Москве свою княгиню, детей и бояр, а если великий князь оставит Владимира в осаде, а сам выедет, то оставит с ним мать свою, младших братьев и бояр. Соловьев подчеркивает выражение «сильной недоверчивости» в этом условии. Но, быть может, тут имеем скорее отражение воспоминаний князя Владимира о том, как Москва была покинута во время нашествия Тохтамыша? Гарантией от враждебных его действий против великого князя нельзя считать такое условие, да и взаимность уговора плохо вяжется с точкой зрения С.М. Соловьева. О причинах «розмирья» в связи с переделом владений по рождении младшего сына Дмитрия Донского Константина см. ниже.
267 Об утверждении великокняжеской власти в Нижнем см. выше, глава VII. Муром пережил некоторый подъем в ту же пору, когда строилось нижегородское великое княжение. В 1351 г. муромский князь Юрий Ярославич «обнови отчину свою Муром, запустевший от первых князей»; под 1354 г. читаем известие о смуте в Муроме – борьбе князей за власть в нем (ПСРЛ, т. VII, с. 215–216 и 244; т. VIII, с. 9), затем имеем сведения об участии муромского князя в походах князя Олега Рязанского. Летописные своды упоминают о приобретении в. к. Василием ярлыков на Муром, Мещеру и Торусу мимоходом при сообщении о том, что хан придал ему к великому княжению Нижний (Муром: ПСРЛ, т. IV, с. 99, т. V, с. 245), но по большей части называют только Мещеру и Торусу, а не Муром (ПСРЛ, т. VI, с. 122; т. VIII, с. 62; т. XI, с. 154). По-видимому, все три города попали в известие о пожаловании в. к. Василию Нижнего путем позднейшей редакционной вставки (ср. т. XVIII, с. 143, где один Нижний со всем княжением). Но под 1408 г. упомянут уже муромский великокняжеский воевода Семен Жярославич (т. XI, с. 204). Упоминание Мещеры и Торусы в договоре 1390 г. показывает, что ярлыки на них уже были приобретены в. к. Василием, но местная княжеская власть еще не устранена. «Наши князи мещерские, которые живут в Мещере», – упоминаются еще в договоре Ивана III с рязанским в. к. Иваном Федоровичем (С.Г.Г. и Д., т. 1, № 115–116). Торусские князья, которые с великим князем «один человек», – в договоре в. к. Василия Дмитриевича с рязанским в. к. Федором Ольговичем (1402 г.; Там же, № 36). В своей духовной грамоте (первой, там же, № 39) в. к. Василий говорит о Муроме так же условно, как и о Нижнем: «А даст Бог сыну моему князю Ивану держати Новгород Нижний да Муром», но вторая духовна» (1418 г.), сохраняя условную формулу для Нижнего, о Муроме говорит уже положительно как о «примысле», который «со всем, што к нему потягло», передается князю Василию Васильевичу. О Мещере и Торусе духовные вовсе не упоминают, вероятно, полагая их в составе великого княжения?
268 О бегстве Тохтамыша наши своды сообщают то под 6903–1395 г. (ПСРЛ, т. IV, с. 101; т. V, с. 246); то под 6906–1398 г. (1397 г.: ПСРЛ, т. VIII, с. 71; т. XI, с. 167). Первая дата, как указано М.С. Грушевским (История Украины-Руси, т. IV-2, с. 314), находит поддержку в восточных источниках, но ввиду разноречий в показаниях разных источников о татарских походах Витовта (их сводка там же, с. 313–314) Грушевский ставит даже вопрос: про одно ли тут событие речь идет? Однако нет и данных, чтобы Тохтамыш возвращался на Золотую Орду после «нахождения Темир-Аксака» в 1395 г. Эту же дату подтверждает расчет лет царства ханов Темир-Кутлуя, Шадибека и Булат-Султана в Никоновской (т. XI, с. 210).
269 ПСРЛ, т. XI, с. 210. Этот рассказ Никоновской летописи основан на грамоте Едигея, С.Г.Г. и Д., т. II, № 15. Примирительный характер политического влияния Федора Кошки виден из свойства с ним в. к. Михаила Тверского, который в 1391 г. женил сына «на Москве у Федора у Кошки» (Там же, с. 127). Последнее известие о деятельности Ф.А. Кошки относится к 1392–1393 гг. (Там же, с. 155).
270 Попреки великому князю в грамоте Едигея содержат утверждение, что в. к. Василий не посылал ни к Темир-Кутлую, ни к Шадибеку «ни с которым словом»; только при Булат-Салтане (с 1407 г.) великий князь, не ездя в Орду и не посылая туда ни сына, ни брата, ни старейшего боярина, стал искать в Орде помощи против Литвы и русских недругов, уклоняясь, однако, от уплаты «выхода» (ПСРЛ, т. XI, с. 210).
271 Срезневский. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках, № 53: грамота князя Дмитрия Ольгердовича, писанная в 1388 г., еще до его возвращения на Брянск, признает условием этого возвращения сложение той «правды», какую он дал в. к. Дмитрию Московскому, и «гольд» на верное послушание «королю и его королице, и его детям, и коруне польской».
272 Позднейшие тексты – летописные и родословные – превратили его в «князя Волынского», чем наделали исследователям излишних хлопот. В «Бархатной книге» этот титул придан Волынскому только в оглавлении; в частных списках родословцев этого нет – см. Н.П. Лихачева «Разрядные дьяки XVI века», с. 377, примеч. 2.
273 ПСРЛ, т. VIII, с. 51–52: кн. Василий бежал из Орды в «Подольскую землю, в великие Волохи, к Петру воеводе»; в Подольскую землю в. к. Дмитрий посылает «бояр своих старейших противу сыну своему». Едва ли это простая «встреча»; старейшие бояре – посольство; в январе 1387 г. Василий Дмитриевич вернулся в Москву с литовскими и польскими панами от Витовта (ПСРЛ, т. XI, с. 90), направляет московских бояр в Полоцкую землю, так как, по представлению Никоновской летописи, Витовт был в ту пору в Немецкой земле, «по убиении отца его Кестутья убежа», и сюда к нему пробрался «в незнаемых таяся» князь Василий: это переделка известия о первых сношениях с Витовтом по рассказу о московском посольстве к нему, которое прибыло в Мальборг и вернулось в Москву через Пернов в конце 1390 г. с Софьей Витовтовной (ПСРЛ, т. VIII, с. 61; т. XI, с. 123; Antoni Prohaska, Krol Wladislaw Jagiello, т. 1, с. 93–96). Прохаска указывает, что Витовт завязал переговоры с Москвой без ведома Ягайло и что эти сношения шли вразрез с политикой Ягайло. Витовт подготовлял восстание и обеспечивал себе союзы. Возможно, что и поездка князя Василия к волошскому воеводе стояла в какой-либо связи с этими переговорами.
274 ПСРЛ, т. IV, с. 95, 97; Новг. I, с. 376, 378.
275 Как представляет Прохаска (Указ. соч., т. 1, с. 94).
276 А.З.Р., т. 1, № 10.
277 «И тогды же (после защиты Орешка от «разбойников немцев») поиде в Литву к своей братьи, а городок покинувши» – Новг. I, с. 378.
278 «А на зиме князь Василей присла свои послы в Новгород… просити черного бору и княжщины и о крестной грамоте», ПСРЛ, т. IV, с. 99. В других сводах причина «розмирья» целиком сведена к «крестной грамоте» новгородцев об отказы от «зова» на суд к митрополиту в Москву и от «месячного суда» митрополита в Новгороде; но это дело тянулось с 1385 г., а в данный момент в. к. Василий ставил ребром все великокняжеские требования Новгороду, в том числе и церковный вопрос, неотделимый от новгородской политики. В начавшемся «розмирье» во главе новгородской рати два князя: Роман Литовский, которого, быть может, оставил за себя Лугвений (указатель к ПСРЛ отождествляет его с Романом Юрьевичем, действовавшим в Новгороде еще в 1386 г. вместе с Патрикием Наримонтовичем – т. IV, с. 93, и убит на Шелоне в 1397–1398 гг. – там же, с. 103), и Константин Иванович Белозерский (см. у Экземплярского, т. II, с. 166–167). Князь Роман Юрьевич, может быть, неизвестный из других источников внук Наримонта-Глеба, сын князя бельзского Юрия? Впрочем, вся генеалогия этой линии литовских князей весьма сомнительна.
279 ПСРЛ, т. IV, с. 97; с. 194 («взяху новгородци мир с немци, а пскович вымирили вон; и взяху псковичи мир особе»).
280 ПСРЛ, т. VIII, с. 64.
281 Напомню, что ни в одной грамоте начала девяностых годов Витовт не титулуется «великим князем» (supremus dux) Литвы; «великий князь» это Ягайло («король польский, великий князь литовский, вотчич Руси»); только с 1395—96 г. начинает встречаться наименование Витовта «великим князем Литвы». М.К. Любавский (Литовско-русский сейм, с. 18) не учел этого обстоятельства, но признает, что «Островское соглашение 1392 года… не изменило Кревский договор 1385 года в принципе».