От размышлений о том, зачем человек полез на крышу и как свалился в трубу, меня оторвал телефонный звонок.

— Похоже, мне нужна ваша помощь.

Темперанс. Только Пьер Ламанш называл меня полным именем, делая ударение на последнем слоге. Ламанш самолично взялся вскрывать очередной труп, и я заподозрила, что мы имеем дело с очень сильно разложившимся телом.

— Давно лежал?

— Oui. — Босс выдержал паузу. — Имеются и другие осложняющие факторы.

— Осложняющие факторы? О чем вы?

— Кошки. О Господи!

— Уже иду.

Сохранив отчет о вскрытии Беллемаре на компьютере, я покинула лабораторию, миновала стеклянную дверь, отделяющую судебно-медицинский отдел от остального этажа, свернула в соседний коридор и вызвала лифт. Конечная остановка лифта — морг — находилась под двумя охраняемыми этажами лаборатории и офисом коронера.

Спустившись на нижний этаж, я еще раз обдумала то, что узнала на утреннем совещании персонала.

Авраам Феррис, пятидесятишестилетний ортодоксальный еврей, пропал неделю назад. Тело Ферриса нашли вчерашней ночью в кладовке на верхнем этаже здания, где он работал. Никаких следов взлома. Никаких признаков борьбы. Работники сказали, что он вел себя странно. На первый взгляд причина смерти — самоубийство, выстрел из пистолета. Однако семья покойного была категорически против суицида как объяснения случившегося.

Коронер приказал произвести вскрытие. Родственники Ферриса и раввин были против. Переговоры временами сменялись откровенной руганью, но компромисса все же удалось достичь.

А еще над трупом потрудились кошки.

От лифта я свернула налево, проследовала прямиком к моргу и около входной двери того крыла, где проводятся вскрытия, услышала звуки, доносящиеся из комнаты ожидания — жалкого маленького помещения, предназначенного для тех, кого вызвали опознать тело.

Сдавленные женские рыдания.

Я вообразила холодный закуток с искусственными растениями, пластмассовыми стульчиками, предусмотрительно занавешенным окном — и почувствовала неловкость. В лаборатории мы не производим обычных вскрытий. Никаких конечных стадий болезней. Никакого панкреатического рака. В нашем списке — убийства, суицид, несчастные случаи. В общей комнате сидели те, кто не мог ничего этого предвидеть и предугадать. Их горе меня не трогало.

Потянув на себя дверь, выкрашенную синей краской, я пошла дальше по узкому коридору — мимо компьютеров, штативов для сушки и нержавеющих металлических каталок, к следующей синей двери с табличкой «Аутопсия». Перед четвертой дверью сделала глубокий вдох и вошла.

Кроме скелетов, мне приходилось иметь дело со сгоревшими, мумифицированными, изуродованными и разложившимися останками. Моя работа заключается в восстановлении личности, стертой фактом смерти. С тех самых пор, как в комнату номер четыре провели специальную вентиляцию, я в основном использовала ее. Сегодня же утром система едва справлялась с запахом разложения.

Некоторые вскрытия производятся только патологоанатомом. На другие приходит разный персонал. Несмотря на ужасный запах, аутопсия Авраама Ферриса проводилась публично.

Ламанш. Его ассистент по аутопсии, Лиза. Фотограф из полиции. Двое каких-то в форме. Незнакомый детектив из уголовной полиции Квебека. Высокий парень, веснушчатый и бледный.