— Или что? Думаешь, я не вытерплю?

— Уверен, что нет. Могу даже на это поставить.

— Сколько-то я всё равно продержусь, но у тебя нет столько времени, — уже выдал часть информации тот, но я даже вида не подал.

В чём-то он, конечно, прав, времени у меня нет. Однако я изначально готовился к самому худшему сценарию, и о таком козыре в рукаве даже не мечтал. И по большому счёту мне плевать, успею я его разговорить или нет. Здесь, скорее, присутствует желание немного улучшить условия, получить небольшую фору.

Я задумчиво посмотрел в его глаза, с силой втянул через ноздри воздух, отхаркнул и выплюнул всю эту мерзость в лицо пленнику. Костик мгновенно подорвался и тут же осел, получив быстрый удар по печени. Буквально пару ударов сердца длилась пауза, а затем мозг включил болевые рецепторы. Будь на его месте кто-то другой, сейчас уже гадил бы в штаны, но он клановый. Едва боль вспыхнула в его мозгу, организм сам переключился в экстремальный режим. Теперь ему можно хоть ногу тупой пилой ампутировать, ничего не почувствует.

Но я добился своего, вывел Костю из равновесия, осталось не так уж много. С минуты на минуту начнётся стадия торга. Самое сложное — загнать этого типа в депрессию и как раз этот процесс может длиться месяцами. С другой стороны, мне и не нужны полноценные, живые эмоции, для короткой беседы подойдёт их имитация. А фундаментальная психика человека сама подстроит стадию принятия и даже если она продлится всего пару минут, мне этого хватит, чтобы получить два-три правдивых ответа.

Продолжать разговор мы не стали, просто вышли оба, оставив Константина валяться на полу. Я отправил Мыша за обедом, а сам принялся наблюдать за пленником. Его не должны были кормить около суток, здесь главное — не передержать. Слишком долгий голод притупляется, делается не столь ярким, а порой и вовсе начинается отторжение, отсутствие аппетита. Самое оптимальное — часов двадцать.

За стеной послышался перестук, похожий на то, что кто-то взялся за приготовление пищи. Мыш привёл повара. Вскоре внутрь ворвался приятный запах дымка, но это было лишь начало экзекуции. Примерно минут через сорок, когда дрова достаточно прогорели, послышалось шкворчание жира, капающего на угли, а следом подтянулся и аромат жареного мяса.

Я в этот момент невольно усмехнулся, вспомнил, как местные жители впервые его попробовали. Мы тогда с Лемой на охоту ушли. Стало уже невмоготу от овощной и ореховой диеты. А здесь, словно сами Боги подбросили нам кабана, который без зазрения совести ковырялся пятачком на соседней лужайке. Его следы мы приметили давно, но как-то были очень заняты, пока решали первичные организационные вопросы, ставили всё на поток. Новобранцы в те дни валили целыми толпами и их распределение, обучение новым порядкам занимали большую часть времени.

И вот настала пора выследить добычу, чем мы с превеликим удовольствием занялись. Кабаньи следы обнаружили сразу, а спустя час уже застали на водопое. Лема уже собиралась выпустить ему стрелу в шею, но я придержал, негоже так. Говорят, что даже хищники не охотятся в такие моменты, лгут, конечно, и примеров тому множество. Однако в голове этот факт отчего-то засел, да и в чём азарт?

Будущая добыча наплескался вдоволь, ещё раз сунул пятачок в воду и не спеша двинул в сторону высоких зарослей. Что у него там за дела, мы выяснили спустя двадцать минут, когда выбрались к трём, сросшихся у основания, пальмам. Этот боров тёрся о них высоким горбом и аж похрюкивал от удовольствия. Глядя на него, у меня самого возник зуд под лопаткой, захотелось точно так же прижаться спиной к шершавому стволу и потереться. Но это ощущение — фантомная зараза, практически как зевота, и я это понимал, а потому усилием воли подавил его.

На этот раз Лему останавливать не стал. Она натянула тугую тетиву до самого уха, наложив на неё стрелу с широким наконечником и с громким «трень-нь-нь» отправила в полёт. Кабан — это очень грозный зверь. В его характере основной чертой является «мстительность». Будучи раненным, он способен преследовать обидчика вплоть до самого дома, или пока не умрёт от потери крови. И этот не стал исключением.

Стрела вспорола ему глотку и вместо того, чтобы рухнуть замертво, кабан взревел, развернулся в нашу сторону и рванул в атаку. В этот момент Лема вновь натянула тетиву, но на этот раз стрела была бронебойной, с острым и тонким наконечником. В дичь она устремилась, когда нас разделяли каких-то десять метров, и вошла ему точно в глаз. На всякий случай страховал девушку с дротиком в руке. Нет, я не сомневался в её точности, сомневался в желании умирать у кабана. Но второй стрелы хватило. Зверь споткнулся и рухнул на землю, перелетел по инерции через голову, проскользил с полметра по влажной траве и завизжал, забился в агонии, вырывая копытами дёрн.

Довольные собой, мы соорудили из широких пальмовых листьев волокуши и приволокли мощную тушу в лагерь. Здесь, подвесили за задние копыта на турнике, и прямо во время тренировочного процесса, принялись разделывать. Естественно, всё внимание было моментально приковано к новому, совершенно незнакомому доселе занятию.

Вскоре с него стекла вся кровь и была содрана шкура. Затем мы довольно шустро разделили тушу на крупные запчасти, которые замариновали в двух глиняных ваннах. Для этого использовали кислую ягоду, а также остатки соли и различных приправ, что принесли с собой из нашего мира. Всё это время на наши головы бесконечно сыпались различного рода вопросы, на которые мы очень уклончиво отвечали, например: «Скоро сами узнаете». К вечеру на запекание мяса собралась целая толпа, а Лему едва не причислили к богам, после того как она развела огонь при помощи походных, негаснущих спичек.

Огонь развели в яме, куда и опустили впоследствии маринованные куски, закрепив их при помощи лианы, на вертикально переброшенные через яму палки. Всё это накрыли толстым слоем пальмовых листьев, а сверху ещё земли и дёрна добавили, чтобы перекрыть в яму доступ кислорода, тем самым предотвратить возникновение открытого огня. Люди всё ещё ничего не понимали, для них это выглядело странным ритуалом и только. Мясо таким образом будет готовиться часов пять и ждать результата, сидя рядом, мы не собирались, как, собственно, и объяснять свои странные действия. А потому люди вновь разошлись, хотя любопытства проявлять не перестали.

О конечном результате знали лишь пятеро генералов, и вот они без устали облизывались, при этом каждые пятнадцать минут по очереди проверяли, не упустили ли открытие ямы. В итоге они обозвали ночь «праздником живота», а местные с чего-то восприняли это дело всерьёз. Полноценно нажраться мясом не получилось. Мы не предполагали, что люди вот так, с ходу, смогут перешагнуть порог отвращения к животной пище. Но, как оказалось, недооценили их веру в Богов.

Они восприняли всё как очень важный ритуал и выстроились в очередь на дегустацию. Всем досталось по небольшому куску, граммов сто, может, сто пятьдесят. Однако даже на совершенно неопытных аборигенов, запах и вкус произвёл неизгладимые впечатления. Чего уже говорить о нас. Мы едва слюнями не захлебнулись, пока доставали пропечённую кабанятину. Сейчас многие блюда уже стали нормой, однако запекание мяса в яме отныне называется не иначе как: «Праздник живота» и производится с регулярностью раз в квартал, естественно, во славу меня, научившего глупых людей величайшему искусству.

Впрочем, своего я добился и на этот раз. Сладкий аромат мяса на углях заставил Константина едва ли не завывать от голода. А если он весь год питался по правилам местной диеты, то я ему сейчас вообще не завидовал. У самого живот от голода крутить начало.

Минут через пятнадцать, мы с Мышем вновь вернулись в камеру, с двумя блюдами, на которых аппетитной горкой возвышались жаренные на углях кабаньи рёбра. Уселись напротив пленника и принялись с невероятным удовольствием вгрызаться в еду. Впрочем, сильно притворяться даже не приходилось, так как блюдо в самом деле удалось. С золотистой корочкой снаружи и сочным жирком внутри, который тёк по рукам, а какой они источали аромат…