– Ты что, серьезно? – громко и обидно расхохоталась наемница. Она долго еще смеялась, прежде чем поверила, что я не шучу.
– Прямо здесь, в библиотеке? В святыне твоего жениха?
Я кивнула. У Василики тренировочного меча не было, она достала настоящий. Ее, похоже, в отличие от Рональда, не волновало, что я могу об него пораниться.
Василика не атаковала, ей хватало пока ума и выдержки не нападать на меня. Как назло, у нее было хорошее настроение. Это надо было менять. Я сделала пару жалких выпадов и стала добавлять к своим неубедительным ударам еще и долго копившиеся слова. Они шли искренне, от души, слишком свежими были воспоминания о том, как она обошлась с Освальдом.
– Какая же ты дрянь! – прорвало меня. – Поначалу я думала, что ты просто жестокая баба, которую в детстве не любили родители, но потом я узнала тебя ближе и поняла, что ты еще хуже. Ты злая, несправедливая, циничная, грубая и самовлюбленная. Ты ничего не видишь кроме себя и своих желаний, вытираешь ноги обо всех, до кого можешь дотянуться, даже об собственного мужа, доброго, честного и талантливого. Ты даже со своей работой не справляешься – от тебя солдаты бегут, потому что никто не хочет подчиняться такой, как ты. И дело не в том, что ты женщина, даже не пытайся себя этим утешить! Ты, как Гельмут Кривой, считаешь, что людьми можно распоряжаться как угодно, не заботясь об их интересах!
Настроение Василики резко упало. Глаза ее недобро блеснули, я била ее по больному месту. Все еще осмотрительно, но уже горячо, она сделала выпад, четко целясь в мой меч. Я старательно поставила блок. Мне надо было разозлить ее еще больше, чтобы Василика потеряла самообладание и ударила в полную силу. Острое лезвие ее меча блеснуло, ловя солнечный блик и напоминая, какая смерть ждет меня, если я ошибусь.
Максимально сосредоточившись, я продолжила дрожащим от волнения голосом:
– Я не удивлюсь, если узнаю, что ты заплатила магам, чтобы приворожить Освальда, потому что ни один мужчина в здравом уме не станет жить с такой стервой по своей воле, – Брови Василики сошлись на переносице. Она атаковала еще дважды, на этот раз вложив в удары куда больше души. Каким-то чудом у меня получалось пока от нее отбиваться. До момента, когда Василика забудет обо всем, о своей обязанности меня защищать, о том, что у нее настоящий меч, а у меня тренировочный, оставался всего один шаг, и я уже знала, что надо сказать. Я набрала воздуха побольше и закончила громко и четко:
– Я спала с Освальдом, и он сказал, что у меня красивые уши!
Эта фраза поставила точку. Мысленно я попросила прощения у Освальда и убедила себя, что это было необходимо. После этих слов Василике будет не жалко меня убить.
Как я и ожидала, она потеряла над собой контроль, сорвалась и, дико зарычав, широко замахнулась мечом. Василика наконец ударила, вкладывая всю силу и ярость, не думая о последствиях, о том, как потом будет жить с моей невинной кровью на руках и кто будет отмывать пол.
В последний момент я выставила магический щит, как и хвасталась перед Освальдом, – одной левой. Ее меч врезался в прозрачное защитное поле в ладони от моего лба. Вибрация прошла по щиту, по мечу в руке противницы, по полу, по всему замку. Книжные полки зашатались. Лезвие меча разлетелось на осколки, в руках Василики осталась только рукоять. Отдача была такой сильной, что Василика упала на колени, зажимая левой рукой правую, в которой по-прежнему оставался обломок меча. Я, не дожидаясь, пока она придет в себя, вышла и закрыла дверь, не забыв подпереть ее тумбочкой для надежности. Вряд ли это остановит неуравновешенную наемницу, но времени мне немного добавит.
Руки дрожали, ноги подкашивались, а душу заполняло чувство радости победы. Победы не над кем-нибудь, а над изводившей меня Василикой. Я выбежала за ворота, вскочила на первую попавшуюся лошадь в конюшне и направила ее к королевскому дворцу. Надо было спешить.
Во мне росла вера, что усилия, потраченные на двойное обучение в этом году, были не напрасны и дали свои результаты. Непосильные тренировки, насмешки Василики, прекрасный щит Освальда, чтение книг до рассвета, все это помогло мне сейчас победить. Забыть о приличиях и сыграть не совсем честно.
Дворец становился все ближе. Купола над ним не было видно. Чувствовалось, что Освальд уже приложил к нему свою руку. Но доехать до него у меня не получилось. Будто в насмешку, прямо перед дворцом, нагло и открыто, меня ждал тот, кого мы все так боялись.
Ловушка
Он был высокий и худой, со смуглой кожей и прямыми черными волосами, спускавшимися до пояса. Волосы были густо украшены россыпью бусин разного размера и формы. Они касались золотой пряжки на ремне, подпоясывавшем платье из плотной дорогой ткани. Он будто сошел с картинок книг о Фермесе, настолько эталонно его внешность совпадала с образами магов далекого королевства. Он стоял, заложив руки в широкие рукава, и улыбался тонкими бесцветными губами. Обмануть меня этой улыбкой было нельзя. Знакомый ореол ненависти и необузданной ярости плотным клубком смыкался вокруг него. Я еще успела удивиться, что его никто не сумел найти, он был как черное пятно смолы на белой рубашке, которое невозможно не заметить. Выкинутый в спешке щит не сработал. Булавки, спрятанные в складках одежды, больно обожгли тело, сгорев мгновенно. Свет померк, и я провалилась в бездну.
Пришла в себя я от того, что мне на лицо щедро лили воду. Она противно щекотала кожу, попадала в нос и рот, пропитывала насквозь одежду. Я закашлялась и нагнулась вперед. Вода потекла за шиворот. Наконец ее поток иссяк, я проморгалась и рассмотрела перед собой фермесца. К его прежнему образу добавились еще огромные желтые бусы, побрякивающие при движении. Маг мягким жестом протянул кому-то опустевший кувшин, я проследила за его движением и с досадой, но без удивления увидела Комира. Он услужливо принял от мага посудину и скрылся за дверью.
– Ах ты, предатель! – вырвалось у меня.
– Ну вот, наша гостья и пришла в себя, – сказал фермесец приятным бархатным голосом с легким, едва ощутимым акцентом. Фермесский выговор сильно отличался от аскарского. Если Василика картавила и не проговаривала как следует окончания, то мой похититель растягивал гласные и излишне выделял «ш» и «с».