Пришлось огрызнуться:

— Сиди, не вякай, хлеба у нас полно.

— А воды?

— Ещё больше.

— Где же ты хлеб взял?

— Балбес! Мы с тобой в ларёк вместе ходили. Забыл?

— Да это американский, я его не буду есть.

Внимания на его причитающую ворчливость, обращать никогда не стоит — обычный старческий синдром привередливости. Когда всё было готово, я решил отыграться:

— Ты почему меня ругаешь? Я стараюсь, воду варю, твою блудливую физиономию в рассказы и повести вставляю. В чём дело, чем ты недоволен? А ну-ка кайся!

Кучак, чуть ли не с ленинским прищуром и озорством глянул на меня:

— У тебя пряник тульский есть?

— Есть.

— А он медовый?

— Ну, медовый.

— Тогда тащи: съем и каяться начну.

Я, удивленный поведением злодея, торопливо принёс катализатор извинения. Ел он неспешно и обстоятельно, держа пряник в одной руке, а другой почёсывал за ухом у лохматой черной кошки, как бы обдумывая покаянные слова. Я от умиления прекратил прихлёбывать чай из фирменного бутырского бокала. Покончив с плоским сладким изделием, Кучак скинул крошки на пол, потянулся за своей семисотграммовой кружкой, немного отпил, отдышался и спокойно заявил:

— Я передумал.

— Чай не хочешь пить?

— Нет, каяться.

От негодования у меня едва не отнялся язык: