Векслер прибыл на первое занятие радостно взволнованный, но с некоторыми опасениями. Объявленная программа получила мизерный интерес и тонну критики. Администрация университета была против этой идеи. «Первое, что я услышал от них, это “Вы приведете в кампус преступников, они у нас все компьютеры растащат”»[179]. Власти штата сетовали, что бесплатное образование получают преступники, а не те, кто его заслуживает. Многие сочли группу баловством, не имеющим отношения к правосудию. Если бы хоть один осужденный совершил преступление, программу, скорее всего, разогнали бы.
Собрали самых отпетых, как и просил Векслер. На первом занятии присутствовали восемь человек, совершивших суммарно 142 преступления, в том числе связанные с насилием. Для начала Векслер решил разрядить обстановку. «Я сказал одному: “Похоже, вы немного напряжены”, а он посмотрел на меня и ответил: “Нет, это вы тут больше всех напряжены, профессор!”»
Векслер раздал всем распечатанный рассказ «Жирное озеро» (Greasy Lake) Т. К. Бойла про трех подростков и незадавшийся вечер. Главные герои напились и поехали кататься на «Шевроле Бель-Эйр», принадлежащем матери одного из них. Их занесло на просеку неподалеку от заброшенного пляжа на затянутом нефтяной пленкой озере. Они случайно спугнули парочку, завязалась жестокая драка. Атмосфера быстро накалилась: подростки покушаются на изнасилование, но в итоге прячутся в зловонном водоеме, пока их машину в отместку разбивают в хлам.
Полчаса все читали в тишине, а затем приступили к беседе. Поначалу дело не шло. «Они вообще не понимали, как строится обсуждение литературного произведения», — вспоминает Векслер. Одни слишком долго развивали свою мысль, другие едва могли связать два слова. Чтобы подбодрить их, Векслер спросил о персонажах: «Они преступники? Или такое могло с каждым случиться?» Завязался спор о моральной двусмысленности. Персонажи поступили плохо, это было однозначно. Сложись все иначе, они могли бы повести себя еще хуже. Но эта история не о злодействе, а о том, как ошибки нанизываются друг за другом, словно бусины на нить, и как быстро люди теряют контроль над собой.
В ходе обсуждения один осужденный сказал: «Это прямо как про меня», и Векслер понял — вот оно! По правилам «Изменения жизни» говорить о себе не следовало, но персонажи книг помогали увидеть свою жизнь другими глазами. Большую часть участников всю жизнь клеймили позором как преступников и не давали ни шанса проявить себя в другом качестве. Литература показывает, что в каждом преступнике скрывается личность, не безгрешная, но все же заслуживающая права на достоинство.
Несколько недель — а потом и лет — Векслер наблюдал, как литература показывает его подопечным возможность иной жизни, вселяет в них надежду. Персонаж мог все потерять, но у них, читающих, еще оставался шанс: «Трагический герой приходит к некоему пониманию и раскаянию. Для него уже слишком поздно, но у читателя еще есть время». Книги помогают представить себе, как все могло бы быть, и понять, как этого достигнуть. «Эти ребята попали в порочный круг, но благодаря литературе могут абстрагироваться от настоящего момента и задуматься, что пошло не так в прошлом и что им сделать для своего будущего».
Члены группы порой сами удивлялись, насколько по-разному трактуют один и тот же текст. В дискуссиях они поняли, что один и тот же персонаж может выглядеть порочным или наивным, в зависимости от позиции зрителя.
За столом у Векслера была принята демократия. Какие бы преступления люди ни совершили и как бы к ним ни относились на воле, он прислушивался к их мнению.
Им это стало очевидным, когда к группе присоединился судья Кейн, который выносил им приговор. Он воплощал собой систему, списавшую их со счетов: человек в длинной мантии, взирающий сверху вниз со своей скамьи. Никто не хотел его там видеть. Но Кейн пришел не судить. Он читал те же книги и делился своими мыслями. А главное, что он слушал осужденных, реагировал на их впечатления от персонажей и задавал соответствующие вопросы. Здесь не было адвокатов и прокуроров, а просто все вместе пытались понять мотивы героев. Сама возможность говорить с судьей на равных — о боли, утрате и любви — была откровением.
В конце курса Векслер и Кейн устроили выпускной. Все пришли в зал заседаний Кейна, многие с семьями и друзьями, за дипломами и книгами. Это событие открыло дверь к новым возможностям — там же, где несколькими месяцами ранее был оглашен приговор.
Курс провели во второй раз, а потом в третий. Осужденные стали не только читать, но и рассказывать. Один забросивший семью наркодилер начал читать вслух трехлетней дочери. «Мне, наверное, уже ничего не изменить, а у нее еще все впереди», — сказал он Векслеру. Другой как-то дал слабину после нескольких лет воздержания от наркотиков. Он шел по Юнион-стрит, главной улице Нью-Бедфорда, к переулку, где жил его старый дилер. И задумался о книге Хемингуэя «Старик и море». Рыбак Сантьяго каждый день в течение трех месяцев возвращается домой с пустыми руками, но не теряет надежды.
Потом он рассказал Векслеру: «Если он мог… то и я могу пойти дальше прямо по Юнион. Не сворачивать в переулок».
«Ему не обязательно все время помнить о Сантьяго, — рассуждает Векслер. — Но Сантьяго всегда придет к нему на помощь как верный друг. В этом и заключается могущество литературы». Векслер и Кейн, а вслед за ними и другие, поверили в него. Группы «Изменения жизни» под руководством пар судья — профессор появились в Линне, Дорчестере и Роксбери — беднейших городках и районах Массачусетса, — а затем в Калифорнии, Нью-Йорке и Англии. Программа скорее либерального толка, но ее внедрили даже в Бразории, в Техасе, где Трамп победил с огромным отрывом на выборах 2016 года. В этом штате самые строгие законы, и с 1976 по 2015 год здесь казнили больше преступников в пересчете на душу населения, чем во всех остальных штатах, кроме Оклахомы. Но и тамошние судьи сочли за благо дать преступникам второй шанс. Альтернатива была неутешительной. «Если программа не сработает, — сказали Векслеру, — их казнят».
Исследователи сравнили записи первых четырех курсов — с участием тридцати двух человек, совершивших в среднем по восемнадцать преступлений, — с группой мужчин, находящихся на испытательном сроке, аналогичного возраста, этнической принадлежности и криминального прошлого. К концу года 45% условно освобожденных в контрольной группе совершили повторные преступления, несколько из них — с применением насилия. Из участников программы «Изменение жизни» снова преступили закон менее 20%, и только один человек совершил насильственное преступление[180]. Но даже рецидивы были менее серьезными, чем предыдущие правонарушения. По мнению Векслера, дело в эмпатии, которую они вынесли из программы. «Мне хочется верить, что у них появилось более уважительное отношение к людям, и теперь им приходится подумать дважды, прежде чем кого-то ударить». Также проводилось более масштабное сравнение — шестисот участников «Изменения жизни» и такого же количества условно освобожденных. Результат подтвердился: участники программы совершали повторные преступления реже и менее жестоко.
«Изменение жизни» была первой программой в своем роде, и ее результаты все еще считаются предварительными. Но она уже помогла многим и очень выгодна с экономической точки зрения. Один участник обходится приблизительно в 500 долларов — сравните с 30 000 долларов в год за тюремное содержание в случае рецидива. И это еще не главный показатель. После запуска программы к судье Кейну обратились из группы по правам жертв с вопросом, как он посмел выпустить на свободу не отсидевших положенный срок преступников. Кейн ответил: «Представьте, сколько людей не станут жертвами благодаря программе».
С момента появления «Изменения жизни» все чаще судьи внедряют литературу в систему правосудия. В 2008 году двадцать восемь молодых мужчин и женщин осудили за незаконное проникновение и умышленную порчу имущества — они устроили бурную вечеринку в мемориальном летнем домике поэта Роберта Фроста в Вермонте. Вместо тюремного заключения их приговорили к участию в специально разработанном семинаре о жизни и творчестве поэта. В Бразилии и в Италии можно скостить по три-четыре дня срока за каждую прочитанную книгу.
Во многом очевидно, что мы как общество считаем литературу неким излишеством. В 2006 году Верховный суд в решении по делу Бирд против Бэнкса обеспечил право отказывать заключенным в материалах для чтения, несмотря на доказательства, что наличие библиотеки повышает вероятность трудоустройства после освобождения. Векслер в подобных решениях видит явный признак чрезмерной озабоченности общества сухим остатком, в который искусства не входят. «Исходя из крепнущего убеждения, что человек — это экономическая единица, мы можем сказать, что у гуманитарных наук и литературы… мало возможностей изменить ситуацию». Трудно не согласиться. Национальному фонду поддержки искусств регулярно сокращают финансирование, и он скоро может прекратить существование. В 2014 году в 28% нью-йоркских школ не было учителя рисования на полную ставку, а в бедных районах в 40%[181].
Ценности искусства не настолько осязаемые, чтобы в их существовании не сомневались правительственные структуры. Биохимику проще подсчитать размер своего вклада в дело, чем драматургу. Но совместная работа психологов и деятелей искусства изменит положение. Когда Талия Голдштейн начала исследование театра, то столкнулась со скептицизмом коллег-ученых — и энтузиазмом актеров и преподавателей драматического искусства.
«Они хотели доказательств. Доказательств, что делают что-то полезное для человечества. Доказательств, что имеют право на существование».
И доказательства поступают. Искусство — особенно его нарративные формы, такие как литература и драма, — способствует полету сознания. Оно делает эмпатию безопасной и приятной даже в тяжелейших обстоятельствах. Рассказывать истории — один из старейших видов досуга и, как оказывается, один из самых важных.