— За дворянина? — удивился Сверни Шею. — Да ты что, бредишь, друг?

— Да нет, я знаю, что говорю! — ответил атаман. — Итак, считая нас с тобой, всего будет пятеро. Этого будет довольно. Сойди вниз и предупреди тех троих.

— А как же остальные?! — вскричал Сверни Шею. — Что будет с Клапротом, Афромом, Крещеным Ионасом? Они же отличные мужики! Мы обещали всегда стоять друг за друга и никогда не расставаться!

— Тебе не пристало спорить со своим атаманом, — сумрачно заметил бродяга. — Я могу с тобой советоваться, но последнее слово всегда за мной! Что вы там обещали друг другу — это ваше дело. А я не хочу набирать много народу, как это делал Черный Ибиц. Не хватало еще, чтобы мы шлялись кучей, как куропатки на снегу! Чтобы украсть кусок хлеба, твоей руке довольно пяти пальцев, а не шести и не восьми. Когда дело дойдет до дележки, то пятеро скорее договорятся между собой. А если дела пойдут худо, то, может, и они будут друг другу в тягость.

Он умолк и тяжело вздохнул: говорить ему было трудно. Но Сверни Шею, услышав о грядущей дележке, вспомнил кое-что такое, о чем не мог молчать.

— Вот, кстати! Тут неподалеку живет один богатый крестьянин, — быстро заговорил он. — Так у него полно сала, окороков и яиц, а в погребе есть бочки с вином. Да и денежки, поди, найдутся…

— Нет! — отрезал атаман и повернулся лицом к товарищу. — Крестьян я грабить не буду. Не стану также жечь деревни и мучить бедных людей. Пусть честные пахари спокойно работают!

— Ага! Так ты хочешь перехватывать на дорогах почтарей и торговцев? — спросил Сверни Шею.

— Тоже нет. У меня другое на уме, — почти со стоном проговорил атаман, держась за раненое плечо. — Я хочу повытряхивать золото из поповских домов!

— Ты хочешь грабить попов?

— Нет, мы будем брать золото и серебро из церквей и часовен, — объяснил атаман. — Возьмем то, чем проклятые лицемеры хотят откупиться от Бога, который их, кстати, все равно не помилует. Я наяву слышу, как это золото кричит мне, чтобы я его взял.

— Да пусть лучше меня молнией убьет! — воскликнул Сверни Шею в суеверном ужасе. — Это же смертный грех! Святотатство!

— А мужиков грабить — не смертный грех?! Слушай внимательно, да навостри получше уши — сейчас я расскажу тебе одну штуку, — тихо, но зло отозвался атаман. — Все вещи, какие есть на земле, принадлежат Богу. Все золото и серебро, какое имеется в мире, есть Его творение. И все равно, где они лежат — в поповском доме или в твоем мешке. Я думаю, что раздавать спящее богатство людям — это благое дело. А коли это грех, как ты говоришь, так ты и сам знаешь: прожить без греха — все равно что сшить себе куртку без ножниц и иголки или построить дом без дерева и камня. Один Иисус Христос без греха, и нам с Ним не равняться!

Сверни Шею усердно закивал головой, давая понять атаману, что он все понял и пойдет с ним хоть на край света. Бродяга между тем продолжал:

— Сойди вниз и скажи тем троим, которых мы выбрали, чтобы они были в полной готовности: в полночь мы уезжаем. Остальных предупреди: пусть завтра не пьянствуют, а схоронятся по норам. Для меня возьмите повозку — я еще не скоро сяду в седло.

Сверни Шею затопал вниз по лестнице. Как только утихли его шаги, у изголовья кровати возникла рыжая головка юной Лизы, бывшей любовницы Ибица.

— Атаман! — простонала она со слезами на глазах. — Возьми меня с собой! Я буду любить тебя больше жизни!

Атаман открыл глаза.

— Кто ты такая? — устало спросил он. — Ты не нужна мне, девчонка. К тому же ты рыжая, а я не люблю этой масти даже в кошках и собаках.

— Я Рыжая Лиза, козочка Черного Ибица. Он умер, и я осталась одна на белом свете. Возьми меня с собой!