Человек в черном медленно поднял голову и испытующе глянул на сапожника.

— Наш капитан, — продолжал аббат, — сам из знатных. Я даже и не знаю, из какой высокородной фамилии он происходит — то ли из Пизы, то ли из Флоренции, — но шпагой он орудует получше, чем ты своим шилом.

Сапожник покачал головой.

— Тот, о ком я говорю, не дворянин, — возразил он. — Нет, он самого простого рода.

— Ну, тогда и шпаги не потребуется! — сказал аббат. — С плебеями наш капитан не связывается! Слушай, сапожник, за сорок скудо я дам тебе такой порошок, что тот, кто его проглотит, сразу будет готов, и никакой врач ему не успеет помочь… Взогнанная ртуть в виде белого порошка. Выглядит совсем как соль. Лучше всего подавать в курином паштете.

— Он не ест куриных паштетов, — тихо ответил сапожник.

— Ну, тогда в яичном омлете, — предложил аббат.

— И омлетов он еще не ест.

— Тогда, к черту, возьми да всыпь ему в стакан вина, и дело с концом!

— Да он и вина не пьет!

— Как это? — удивился аббат. — Он не пьет пина? Неужто твоя женушка спуталась с турком?

— Ладно, кто бы он ни был, — пророкотал англичанин, — дай мне только глянуть на твои сорок скудо, и он у меня свое получит. Мавр он, турок или цыган, мне только одно надо знать: как его найти!

— Если сегодня ночью вы придете ко мне в дом, я вам его покажу, отвечал сапожник. — Дверь я оставлю открытой. Но это надо сделать мигом. Вы должны действовать без всяких разговоров и расспросов, а то моя жена…

— Давай сюда свои сорок скудо! — скомандовал аббат. — Деньги на стол! Увидишь, у него не будет времени даже назвать свое имя. Он не сможет даже прошептать: я такой-то и такой-то! А, кстати, он большой или маленький?

— Очень маленький, — печально сказал сапожник. — Поверьте, нам не составит труда покончить с ним. Ах, я и сам бы это сделал, но, видит Бог, это выше моих сил…

— Маленький или большой, — сказал аббат, — в обусловленной цене это ничего не изменит. Да и поймать мелкую рыбку порой бывает труднее, чем крупную.

С того часа, когда было решено и предуготовлено избавить человечество от его злейшего врага Антихриста, сапожник пребывал в постоянном напряжении, ибо мысль о том, что он должен исполнить Божью волю в отношении собственного ребенка, угнетала его. А поскольку он боялся не пересилить ужас, горе и нерешительность, он и призвал на помощь трех бандитов. Теперь, когда дело от него уже не зависело, ему стало легче на душе.

Только одно оставалось сделать ему лично: сказать своей жене правду о ребенке, которого та родила. Нельзя было далее скрывать, что она у себя в комнате с любовью и нежностью кормит и пеленает живую погибель мира… И когда она это узнает, то согласится и не станет препятствовать тому, что свершится по решению Бога. В этом сапожник не сомневался. Ведь она всегда была ему послушной женой. Всегда его слово было решающим в доме, и никогда между ними не бывало ссор.

Когда он вернулся домой, в мастерской было уже темно, а в спальне горел свет. Жена грела на плите воду, чтобы искупать ребенка. Она распеленала его, высоко подняла на руках и лепетала всякие женские глупости, называя его сотней странных и нежных имен.

— Кто это у нас? — говорила она, бросая в воду сухие лепестки камелии, от которых лучше растут волосы, и заживляющие царапины льняные семечки. Кто это у нас? Маленькая белочка, полевой мотылек, кукушечка… Тише, тише, как бы мне тебя не уронить!