Жена взяла пятнадцать скудо и некоторое время подержала их на раскрытой ладони.
— У тебя свои грехи, а у меня — свои, — вздохнула она, наблюдая, как сапожник закрывает ларь. — Давно уже я собиралась совершить какое-нибудь богоугодное дело, да все не решалась сказать тебе…
Она помедлила, глядя в пол.
— Когда я еще не служила у высокочтимого отца аббата, — продолжала она, — я была монашкой и уже дала обет в священном послушании. И если бы госпожа аббатисса не умерла от оспы…
— Что ты такое мелешь? — вскричал сапожник, удивленно отрываясь от своего ларя. — Какая еще аббатисса и монахиня? Какая оспа и послушание?
— Я, — отвечала жена, — была монахиней. Сестрой на послушании. Но, прости мне Господи грехи мои, я сбежала из монастыря!
И чтобы доказать, что все это истинная правда, она сбегала в спальню и принесла оттуда рубашку, ночную блузу, простыню, два платка, молитвенник и глиняную миску. На всех вещах был проставлен штемпель монастыря: херувим с факелом и три лилии.
Когда в следующую ночь сапожник завершил свою торговлю с ворами и вернулся в спальню, он застал жену бодрствующей. Она зажгла свет, переложила подушки и села на кровати.
— Почему ты не спишь? — спросил он. — Опять подслушивала?
— Да нет же, не подслушивала я ничего! — возразила жена. — Кто-то из вас постучал в стену или в дверь — я проснулась, решив, что пора к заутрене.
— К заутрене? — зевнул сапожник и стянул с себя куртку. — Для меня все это — что еврейская грамота…
— В двенадцать ночи в монастыре, — пояснила ему жена, — всегда стучат в двери, и надо вставать с постели и идти петь хвалу воскресению Спасителя. Поверх рясы надевают ночные блузы, но, несмотря на это, все мерзнут и дышат себе на руки. Это и есть заутреня. Когда в два часа ночи, отслужив, мы снова ложились в постель, мне казалось, что лучше этого ничего не бывает.
Сапожник потушил свет и улегся.
— Это еще не все, — продолжала женщина. — В половине шестого, а летом, бывало, и в четыре утра, опять велели вставать, и начиналась утреня, и сразу за ней — литургия. Правда, вес четырнадцать дней аббатисса показывалась только на заутрене, Она была старая-престарая, но мне не давала никакой поблажки, хотя накануне я болела и мне даже делали кровопускание… Семь раз в день я должна была петь в хоре: «Officium», месса, шестой и девятый час, да еще литании, да к тому же по постным дням «Miserere», а по Марьиным — процессии… Иногда у меня не было сил прибрать мою комнатку.
— Мы тоже всегда делали уйму работы на судне, — начал вспоминать сапожник. — Баланда никому не доставалась даром. А работать на помпе — это тебе не литании петь. Тут каждую кость у себя чувствуешь, можешь мне поверить. Но хуже всего было то, что во время отдыха ни о чем, кроме женской юбки, не думалось.
— Были в монастыре и мужчины, — продолжала жена. — Капеллан, который исповедовал аббатиссу, сторож и садовник, что работал с благословения. Он-то и помог мне сбежать. Это было нелегко. Он потребовал слепок ключа, а у меня не было воска…
— Воска? А к чему тут воск? — отозвался сапожник. — Разве ты не знаешь, что из хлебного мякиша, если его хорошенько помять, можно сделать отличный слепок! За ночь он станет твердым, как камень. И вообще, разве в монастыре не дают восковых свечей?
— Нам не давали ни свечей, ни ламп, — объяснила жена. — Как только темнело, мы должны были ложиться. Аббатисса была очень скупа. И недоверчива — она часто вызывала меня и делала жесткие выговоры. Если бы я еще потребовала свет в келью, то мне бы так досталось!
— Эх вы, бабы! Не умеете самых простых вещей, — проворчал сапожник. Слушай и запоминай: берешь кусок сала, а вместо фитиля хлопковую тряпку или вату из ночного колпака. Из этого можно сделать прекрасную светильню. Просто удивительно, что ты этого не знаешь.
— Мне же надо было не светильню, а воск, — возразила жена. — Когда аббатисса умерла, я стащила восковую свечу весом в два фунта — одну из тех, что предназначались для погребальной службы. К счастью, никто не заметил пропажи. Две недели я держала свечу у себя, а потом принесла садовнику слепок ключа, а он пошел и купил олова. Кроме того, он принес мне мирское платье.