«Вскоре после возвращения из Калужской области я был вызван в особый отдел 46-й запасной бригады. Состоявшийся там разговор меня потряс до глубины души, поэтому, Валюша, воспроизведу его полностью.

— Что вы знаете о Краковиче? — спросил меня майор.

— О Краковиче? — удивился я. — Ровным счетом ничего. Что можно узнать о человеке за полтора месяца общения с ним?

— Так уж и ничего, — усомнился особист.

— Разве что личные качества, которые лежали на поверхности. Груб с подчиненными. Начальству старался угождать.

— Только и всего?

— Надменен. Болезненно самолюбив и тщеславен. Большой самолюб.

— Это уже кое-что.

— Иногда проскальзывало в нем этакое человеконенавистничество. Так бы и втоптал подчиненного в землю, если тот ослушается. Я понимаю: командир обязан требовать выполнения уставов. Он же истерически добивался исполнения своей прихоти.

— Спасибо, — произнес особист и как-то изучающе посмотрел в глаза, будто присматривался ко мне.

— Может быть, война его сделает другим человеком, — продолжал я. — Возможно, в нем сидит военный гений. Здесь же, в Сурках, он проявить себя не мог. Не та обстановка, не тот размах. Да и положение — всего-то командир минометной батареи! Замах же у него — быть генералом, командармом как минимум.

— Кракович не выдержал испытания войной.

— Произошло что-нибудь непоправимое? — предположил я.

— Он изменил Родине и переметнулся к врагу. Предал не только армию и своих командиров, но и отца с матерью.

Я не сразу нашелся, что сказать. И лишь, собравшись с мыслями, поинтересовался:

— Что же побудило его совершить преступление?

— Вот я и хотел в этом разобраться с вашей помощью. Припомните, как он относился к партии и товарищу Сталину, к Советской власти, наконец.

— Клялся, что голову сложит за них на фронте. И перед строем солдат так говорил, и на комсомольском активе батальона.

Но может быть, мы с вами не были достаточно бдительными?