Книги

Серпантин

22
18
20
22
24
26
28
30

– Поделишься?

– Мы не настолько хорошо знакомы.

– Я бы исправил это, но не хотелось бы загружать тебя своими проблемами. Лучше скоплю их в себе, буду мытарствовать по пустым улицам, освященными тусклыми фонарями, напьюсь вусмерть, перекручу все возможные варианты диалогов, которые бы я мог закончить иначе, будь во мне достаточно уверенности, вспомню нелепые, трагичные и постыдные ситуации, произошедшие со мной, вгоню себя в еще большее уныние, подкрепив депрессию, разобью что-нибудь в доме, ударю от отчаяния кулаком по стене так, что он будет болеть еще неделю, пущу скупую слезу, закричу на весь ёбаный мир и себя самого, и под утро, со сдавленным, твердым, жгучим сгустком, сковывающим мою грудь, завернусь в одеяло, чтобы прикрыть глаза на несколько часов, со стойким желанием больше никогда не просыпаться.

– У тебя что, бегущая строка текста появляется на глазах?

– Не знаю, с чем это связано. Всю жизнь мечтал вести высокопарные диалоги, как в фильмах и книгах, вот и наточил язык, – отвечаю, пожимая плечами.

– Да, их в жизни и правда редко встречаешь. Особенно в этом месте, где человек, способный произнести одно короткое предложение, состоящее не только из одного мата, может считаться писателем. Тем не менее, спасибо, что предупредил на счет своих тараканов.

– Похоже я наболтал лишнего. Не очень удачное начало беседы.

– Вполне сносное. Главное, не говори это на первом свидании. Поймут неправильно – примут за психа, поймут правильно – пасмурно согласятся с вышесказанным и вскроются прямо за столом.

– Стало быть, ты – исключение?

– Да. Пока ты меня интригуешь. И ты в каком-то смысле исключением являешься тоже, потому что до сих пор не покинул мою компанию, которая в дальнейшем может показаться тебе не самой приятной.

– Чем же?

– Я не лучший человек для чего-либо. Поймешь позже, если захочешь видеться и дальше.

Я невольно улыбнулся краем губ. Забавно, ведь я думаю о себе точно также.

– Так, у нас не свидание и не встреча. Что же? Новое знакомство? У меня такое только в крайних случаях, – говорю.

– Сейчас очень крайний случай, потому что я никого не ждала. Но появился человек, который не надоел мне в первые минуты разговора.

– Да, мы явно сидим здесь, как два последних человека на краю Вселенной, случайно наткнувшиеся друг на друга.

Она опять улыбнулась, обнажив верхний ряд белых зубов. На переднем был скол, который, как ни странно, добавлял шарма общей картине.

– Тогда, если мы все еще общаемся, могу ли я узнать твое имя? – спрашиваю.

– «Имя, что есть имя. Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет», – процитировала она Шекспира. Для себя я – это «я». Для меня ты – это «ты». В тоже время для себя ты – это «я», а для тебя я – «она». Очень занимательно, не находишь? Имена в большинстве случаев жутко дурацкие, скучные и ограниченные. Даруют его тебе родители, а ты носи, годясь скрытым в нем смыслом, либо меняй, вот только на что? Если никто из них не ты, а уже множество кого-то другого, живших, живущих, будущих жить вне зависимости от тебя. Придумай свое – и ты изгой, странный тип, у родителей которого разыгралась фантазия, которые возомнили себя особенными, отстраненными от общей массы обычных людей, – заканчивает она, залпом выпивая остатки пинты.

Она довольно умна. Необычно мыслит, что полностью меня погружает в ее слова, в которые интересно вникать. И это здорово, потому что делать вид, что ты с упоением слушаешь очередной бабский треп обо всем на свете и кивать каждую минуту, у меня нет желая.