Этот голос…

Он вывел меня из оцепенения, заставив едва заметно вздрогнуть.

Медленно обернувшись, продолжая удерживать её тело и баюкать в своих объятиях, я увидел Шейдана, то, как его взгляд медленно опустился ниже и…

– Никс… – тихий шепот, подобный ветру, слетел с его губ, а затем он кинулся вперёд, рухнув на колени прямо перед своей сестрой.

Его руки в спешке начали прощупывать её тело на манер смертельных ранений, чтобы, выявив причину, можно было все исправить. С хаотичным беспокойством он коснулся слабой голубой жилки на её шее, а затем замер, боясь пошевелиться.

Я видел, как он сглотнул, а после заторможенно моргнул, словно все ещё пытался сопоставить факты, которые были прямо перед ним. Как испуганно вздрогнули его пальцы, когда он повторно попытался нащупать пульс, и как неуловимая тень пронеслась мимо нас, опутав своим замогильным холодом. В тот миг он, наконец, понял, что произошло.

Дан резко замотал головой, коснувшись лица сестры.

– Этого не может быть… – глухо прошептал он, в то время как мой взгляд неотрывно блуждал по её лицу, по светлой, нетронутой загаром коже, по каждой приступающей венке, пересохшим губам. Её тело медленно остывало.

Она таяла у меня на глазах.

Словно несбыточная мечта.

Словно звезды, затерявшиеся в сумраке.

Словно прощающаяся душа…

– Как…Как это случилось?! Почему она…почему она лежит здесь? Что произошло?!

Он толкнул меня в плечо, но я не сдвинулся с места. Лишь поднял на него остекленевшие глаза и сказал то, что знал и так:

– Тьма всегда берет свое. Плата – неизменная данность для того, кто хоть как-либо использует её. Лайникс уничтожила эту тьму, а та безжалостно уничтожила её сердце. Она умерла, Дан.

Я сглотнул и снова повторил, будто и сам все ещё пытался поверить в это:

– Она умерла.

В его глазах появились слезы.

– И ты ничего не сделал?! Ты знал и ничего не сделал?!

– Ты тоже знал. Но позволь напомнить, – почувствовав нарастающую ярость, едва сдерживаясь, сказал я сквозь стиснутые зубы, – именно ты позволил ей сделать этот выбор.