Книги

Счастье цыганки

22
18
20
22
24
26
28
30

И ведь конь для цыгана — это как продолжение самого себя. Как рука или как нога. Или даже как сердце. Плохо, когда больное сердце. А уж когда на совести не твое, а чье-то больное сердце — еще хуже.

Всю ночь Кармелита и Сашка не отходили от Торнадо — коня знобило, он уже сутки ничего не ел. Утром на конюшню заглянул и Баро. Сашки нигде не было видно, а Кармелита дремала, сидя возле больного красавца. Отец подошел к спящей дочери, постоял с минуту рядом и тихо позвал:

— Кармелита… Доченька…

Девушка проснулась, Баро обнял ее, и Кармелита сразу же стала рассказывать отцу, что Торнадо за эту ночь, увы, лучше не стало.

— А почему ты одна? Где Сашка?

— Пошел на вторую конюшню лошадей кормить. Скоро придет.

— А сама-то ты хоть завтракала?

— Ну насчет этого, пап, можешь не переживать — Груша уже свое дело сделала!

Отец ласково улыбнулся, а Кармелита спросила:

— Ты-то куда собрался с утра пораньше?

— В милицию. Следователь назначил на сегодня разговор о том, чтобы Рыча под залог выпустить.

— Пап, знаешь что… Я с тобой пойду, ладно?

— А у тебя там что за нужда?

— Мне с Рычем поговорить надо. Я обещала Люците.

* * *

Приехав из Лондона с аукционными покупками, Николай Андреевич расцеловал Олесю. Потом забросал ее вопросами о том, что происходило в конторе в его отсутствие. И, не дослушав ответа, убежал в кабинет распаковывать добычу коллекционера. С особой нежностью разворачивал главную свою гордость — рисунок великого Дюрера. Сразу развешивать картины по стенам не стал — долго! Просто разложил их на диване так, чтобы удобно было любоваться.

В кабинет заглянула Олеся, слегка обиженная. Но Астахов даже не обернулся.

— Коля, Коля… — Она даже не звала его, а просто проговорила имя любимого человека с ноткой возмущения в голосе.

Астахов вздрогнул, оторвал взгляд от бесценных приобретений, посмотрел на любимую и нежно позвал ее:

— Иди сюда!

Он обнял Олесю и стал рассказывать ей обо всех картинах вместе и о каждой в отдельности.