— Гермиона? — понимающе спросил Сириус.
— Да. Мы же с неё и начали разговор. Просто… я тут подумал, что и Гермиона, и Флёр в чём то похожи. Было бы ошибкой судить только по тому, что они пытаются максимально выставить на обозрение свои лучшие качества — ум или красоту… не важно. За ними всё равно есть они сами, а не их имидж, — Гарри таки поставил со звоном бокал на стол и поднялся, со словами:
— Вот сейчас сижу и думаю. Как я к ним обеим отношусь.
— Что–то надумал, сохатый? — спросил Ремус, улыбнувшись.
— Да. Я бы… хотел познакомиться с Флёр ближе, но и не хочу, что бы Гермиона думала, что я её поматросил и бросил. И вообще, у меня ничего такого даже в мыслях не было. Просто… Флёр слишком интересная личность. У неё завтра день рождения, вот я и думал, что подарить. А Гермиона… я уже сказал, как к ней отношусь. Если не считать вас, то она одна действительно обо мне волновалась. Остальные по разным причинам не в счёт.
— Да, мы уже заметили, — кивнул Сириус, вспомнив свой «вопросик» к уважаемому директору Хогвартса.
— Ой, Гарри, попадёшь ты в неловкую ситуацию, — улыбнулся Ремус.
— Фигня, Ремус. Не привыкать. Просто… как бы так сделать, что бы и Гермиона не думала, что я вдруг волочусь за Флёр, и что бы Флёр не думала, что мне милее Гермиона.
— А если выбрать? — спросил Сириус.
— Бродяга, ты в своём уме? Какой тут может быть выбор, если я ещё не решил ничего?
— Ох, прав Лунатик, Сохатый. Но дело твоё. Надеюсь, с кем нибудь, да ты будешь счастлив. А теперь наш дорогой ученик, давай оставим прекрасных дам и поговорим о насущном, — Сириус потёр руки, предвкушая, как в ответ на Дамблдорские нотации, отчитает Гарри.
8. Где–то там живёт мой цветок
Флёр Делакур проснулась утром, двадцать шестого августа, с прекрасным настроением. Сегодня она, наконец–то стала совершеннолетней молодой ведьмой. И хоть это немного её пугало, но мысли о том, что будет праздник и придёт Гарри, вселяли надежду на то, что праздник удастся и ей удастся лучше узнать Гарри. Флёр уже наплевала на всякие мелочи, вроде выбора праздничного торта и приглашённых гостей, пропустила прочие организационные моменты. Её подруга, недавно отметившая свой семнадцатый день рождения, наоборот — летала все время занятая всякими мелочами, то торт ей не понравится, то музыку хотела другую, то ходила по комнате взад–вперёд, грызя карандаш и вычёркивая и вписывая имена в списке гостей. Флёр тогда скромно постояла в стороне, так и не замеченная и ушла, думая, что подруга действительно занята важным делом.
Но разве важно, то дело, если её труды не принесут ей ничего? Если она сразу знает, кто придёт, какой будет торт и какая музыка? Это как написать пьесу для одного актёра, и сыграть её для себя, в полном одиночестве, перед зеркалом.
В чём же тогда смысл праздника, если он не принесёт душе радости? Лишь в том, что бы насладиться вкусом кремового торта или музыкой? Это абсурд, всем этим можно насладиться в любой другой день.
«Мари одинока, вот и ищет замену тому, кто мог бы принести ей тепло» — подумала Флёр.
Мысли были прерваны сестрой, что ворвалась в комнату, сияя искренней улыбкой. Габриель ждала праздника едва ли не больше чем сама именинница, поэтому, когда наконец–то этот день настал, была очень рада.
Делвин и Апполин собрались внизу, перед большим столом с накрытым праздничным завтраком, когда девочки, держась за руки, спустились вниз. Родители улыбнулись имениннице и, когда она подошла к столу, поздравили её с днём рождения и совершеннолетием, кое наступает в волшебном мире в семнадцать лет. Флёр выслушала небольшую речь от отца и от матери, приняла подарки и тут же села за стол.
— Флёр, с тобой всё в порядке? — спросила Апполин, присаживаясь.
— Да, да, конечно. Если вы о руке, то немного трудно ей двигать… но это мелочи, — Флёр как могла, улыбнулась ободряюще, ведь родители волновались за неё, когда Гарри принёс её к ним в шатёр. Апполин всё порывалась расспросить дочь о том, что произошло, но Флёр стойко молчала, говоря лишь, что Гарри её спас.