В отсутствие Хономера предводителем крепости оставался жрец-аррант по имени Орглис, носивший сан Второго Избранного Ученика. Хономер въехал сквозь осиротевшие ворота во внутренний двор, и вперёд всех к нему подбежал Орглис. Должным образом соскочить с лошади Хономер ещё не был способен – перекинул правый сапог через седло и, как во все предыдущие дни, сполз на руки Бойцовому Петуху. Тот бережно поставил его наземь, но Хономеру всё равно понадобилось усилие, чтобы сдержать стон.

В отличие от большинства походников, мечтавших о хлебе и горячей похлёбке, он даже не испытывал голода. Ему лишь хотелось потребовать большой ушат горячей воды, погрузиться в него и не вылезать до утра, а потом чтобы кто-нибудь перенёс его сразу в постель. И не беспокоил по крайней мере до первых подзимков…[9]

Он посмотрел на Орглиса так, словно тот был причиной всех его невзгод:

– Где Знак?

– Не гневайся, святой брат!.. – ответил аррант. – Был сильный ветер с гор, и один из канатов дал слабину. Мы опустили Знак наземь, чтобы всё проверить и, если надо, поправить, и к работникам подошла какая-то женщина. Наши люди не стали прогонять её, ведь она им в бабки годилась. А она потрогала Знак и…

С лица Хономера, и так-то не блиставшего особым румянцем, отхлынула последняя краска, и это было заметно даже в свете факелов, трещавших и плевавшихся под дождём.

– Какая женщина, Орглис?

– Её не очень рассматривали, но людям показалось, что она была маленькая и темноглазая. Да, и ещё у неё в руках был стеклянный светильничек вроде того, что ты купил себе в Галираде…

– Продолжай!

– Она потрогала Знак и сказала примерно следующее: я, мол, думала, что найду здесь своих сыновей, но теперь вижу, что в этом месте их нет. Она покачала головой и ушла по дороге, а работники стали смотреть и увидели, что все канаты пришли в полную ветхость и годились только на швабры. Даже удивительно, святой брат, что Знак так долго держался! На другой день я послал в город, в мастерскую, куда обращаются мореплаватели, вынужденные чинить снасти, и нам привезли корабельных канатов, очень прочных, из лучшей халисунской пеньки. Я сам проверил их качество, но они сразу стали рваться и расползаться, каболка[10] за каболкой. Тогда я особо заказал…

– Женщина!.. – перебил Хономер. – Куда делась та женщина?

Орглис недоумённо ответил:

– Это нам неизвестно, святой брат. Мало ли в Тин-Вилене нищих и нищенок, мало ли между ними таких, кто выманивает деньги у легковерных, в своих разглагольствованиях подражая слогу пророчеств…

Избранный Ученик отвернулся от него и пошёл к арке во второй внутренний двор, коротко бросив на ходу почтительно дожидавшемуся кромешнику:

– Ташлака ко мне.

Сколько раз выручал его старый соглядатай, так не подведёт же и теперь… если только есть на свете хоть какая-то справедливость… Ступни были каменными и чужими, Хономер шёл точно по раскалённым углям и очень хорошо понимал тех, кого судьба лишила ног, оставив прыгать на деревяшках…

Стену, разделявшую дворы, с обеих сторон оплетал густой старый плющ. Весной он цвёл восковыми ароматными звёздочками, осенью пятипалые листья наливались всеми цветами заката, а зимой оголённые ветви покрывались кружевными окладами инея. Цепкие стебли переплетались над аркой, обрамляя дивной работы образа Близнецов. Божественные Братья ласково улыбались входившим, обняв друг друга за плечи, и золотое сияние исходило от Их рук и голов. У Старшего была брошена на левый локоть пола алого плаща. Движение, схваченное даровитым резчиком, выглядело защитным, и, действительно, Он словно бы слегка загораживал Младшего, слишком доверчиво и открыто идущего к людям в нежно-зелёных одеждах милосердия и целительства…