— Сеньор, да будет благословен тот день, когда вы дозволите сыновней любви прийти и простереться у ваших ног, ибо этот день — самый счастливый в моей жизни.

И молодой человек с явным недовольством, как бы выполняя необходимый обряд, встал на одно колено.

Дон Руис мельком посмотрел на сына и заговорил тоном, который совсем не подходил к его словам, ибо слова были ласковые, а голос звучал сурово:

— Встаньте, дон Фернандо, добро пожаловать в этот дом, где отец и мать уже давно с тоской ждут вас.

— Сеньор, — отвечал молодой человек, — сердце мне подсказывает, что я должен стоять на коленях перед отцом, ибо он не протянул мне руку, не дал поцеловать ее.

Старик сделал шага четыре вперед и обратился к сыну:

— Вот моя рука, и да образумит вас Господь Бог, о чем я молю его всем сердцем.

Дон Фернандо взял руку отца и коснулся ее губами.

— Теперь, — сказал старик, — войдите в наш дом и поцелуйте руку вашей матери.

Молодой человек поднялся, поклонился дону Руису и приблизился к матери с такими словами:

— Сеньора, со страхом в сердце, преисполненном стыда, я предстаю перед вашими глазами, пролившими столько слез из-за меня. Да простит мне Бог, а главное, простите вы, сеньора!

На этот раз он преклонил оба колена и, простирая руки к донье Мерседес, стал ждать.

Она же приблизилась к нему и с тем нежным выражением, которое даже материнский упрек превращает в ласку, протянула сыну руки, поднесла к его губам, говоря:

— Ты сказал о моих слезах, из-за тебя я плачу и сейчас, но верь мне, любимый сын мой, то были слезы горестные, зато ныне они мне сладостны.

Она посмотрела на него с кроткой материнской улыбкой.

— Добро пожаловать, дитя моего сердца! — произнесла она.

Донья Флор стояла позади Мерседес.

— Сеньора, — сказал ей дон Фернандо, — я знаю, что знаменитый дон Иньиго, ваш отец, намеревался сделать для меня; это намерение для меня равно деянию, примите же и на его долю благодарность, с которой я обращаюсь к вам.

И вместо того, чтобы попросить позволения поцеловать ее руку, как просил у родителей, он взял завядший цветок, спрятанный у него на груди, и с благоговением приложился к нему губами.

Девушка вспыхнула и отступила на шаг; то был анемон, который она дала Сальтеадору в харчевне «У мавританского короля».