— Я бы сказал, ее работы.

Майк тихонько выругался.

— Некто интересующийся ее работами и имеющий ключ.

— Полагаю, Холли не могла никого впустить… Следовательно, в квартире орудовал ее знакомый.

— Вроде нового дружка. Или, может быть, старого.

— Многообещающий ответ, — сказал я. — Разговор с этими гражданами числится в моем списке.

— Сосед не знал их имен?

— Нет, но я надеюсь, что сестра или зять в курсе. Попробую еще раз завтра утром.

Майк пробурчал что-то одобрительное.

— А другие ее посетители: женщина и мужчина в костюме? О них соседу что-нибудь известно?

— Он дал весьма расплывчатые описания.

— Зацепки есть?

— Тип в костюме мог быть адвокатом, о котором мне говорил помощник Круга. Конечно, никаких гарантий. Женщина могла быть кем угодно.

Майк некоторое время молчал, и я почти слышал, как у него в голове трутся шестеренки.

— Ты в самой квартире не был? — наконец спросил он.

— Мне пришлось бы выдавить окно и сломать решетку, а это привело бы только к геморрою с копами. Не дай Бог наследить на возможном месте преступления. Попробуй потом убеди полицию, что не подтасовал улики. Кстати о копах: как у тебя с твоими знакомыми?

— Завтра поведу парня на ленч, — ответил Майк.

— Грубо работаешь.

— Ты не видел, как он ест.

Майк повесил трубку, и я занялся йогуртом. На улице замерзала слякоть, ночное небо затягивали тучи. Сегодняшний снег оказался отвлекающим маневром, не обещанным натиском, а просто вылазкой разведгруппы. Однако у дикторов местных теленовостей головы кружились от предвкушения. Они без устали болтали о снегоочистителях и соли, пробках и отмене рейсов; больше радости им принесла бы разве что война. Буря была на руку и Дэвиду — как любая история, занимающая эфирное время и место в газетах и отвлекающая внимание публики от Уильямсбергской Русалки. А если брату очень повезет, за снегопадом последует скандальный развод какой-нибудь знаменитости.