Он хотел еще что-то сказать, однако в этот момент мир неожиданно померк, и Эйзенхарт совершенно не героическим образом грохнулся в обморок.
Виктор не объявлялся у меня уже несколько дней, поэтому, когда в дверях кабинета возник Мортимер с сообщением от сержанта Брэмли, я ничуть не удивился, хотя и забеспокоился.
— Роберт, тут вас к телефону, полиция. У вас опять какие-то проблемы?
— Похоже на то, — я спешно положил шкатулку и футляр с инструментами на дно саквояжа, прежде чем взять трубку. — Где он?
Эйзенхарт был у себя в кабинете и, если послушать взволнованного Шона, не желал видеть никого кроме меня. Сообщив в полубессознательном состоянии, чтобы его отвезли обратно в управление, он теперь категорически отказывался от врача, вызова извозчика, чтобы тот довез его до дома, и отгула на пару дней. Единственным, на что он согласился под угрозой звонка леди Эйзенхарт, было то, что остаток дня он проведет за бумажной работой, предоставив заниматься расследованием Брэмли.
Я нашел его за письменным столом, с мрачным видом обрывавшего лепестки на огромном букете нарциссов. Цветы, перевязанные траурной черной лентой, выглядели слишком свежими, чтобы быть теми, о которых упоминал Эйзенхарт в прошлый раз. Я нахмурился.
— Это уже второй букет?
Рука замерла, и лепестки перестали падать на поцарапанную столешницу.
— А, это вы, док, — Эйзенхарт поднял на нас глаза. — Как видите. Когда найду этого шутника, душу из него вытрясу. Шон, ты сумел добиться чего-нибудь от посыльного?
— Нет, сэр, — виновато ответил сержант. — Он один из тех, что толкутся у Цветочного рынка. Говорит, к нему прибежал мальчишка-помощник из тамошней лавки, какой — он не знает, не спрашивал. Если хотите, я могу пройтись с ним по рынку, вдруг он узнает мальчика.
— Нет, конечно! — Эйзенхарт, только придвинувший к себе поближе кружку с чаем, чуть не поперхнулся от такого предложения. — Там этих лавок больше сотни, как будто у нас и без того мало дел. Лучше посмотри, вернулся ли Лой. Я хочу сегодня взглянуть на ее апартаменты.
— Нет, сэр, — мы с Виктором оба удивились этому акту неповиновения, но Брэмли это не смутило. Вперив полный укора взгляд в Эйзенхарта, он твердо стоял на своем. — У нас был уговор. Я ничего не говорю леди Маргарет, а вы взамен соглашаетесь пригласить доктора и работаете сегодня в управлении.
Виктор скорчил страдальческую гримасу.
— Видите, доктор, как со мной обращаются! Держат в ежовых рукавицах, можно сказать.
— И поделом вам, — если он ожидал от меня сочувствия, то обратился не по адресу. — Чем вы сегодня так напугали окружающих, что пришлось звать меня?
— Он упал в обморок, — подал голос Шон.
Эйзенхарт хмуро пробормотал "предатель" и отхлебнул из чашки.
— Что, такой страшный труп?
— Никак нет, сэр, — снова ответил за Эйзенхарта сержант.
Если уж Шон, зеленевший при виде практически каждого тела, так говорил, то это что-то значило. Я внимательно посмотрел на кузена: тот старательно изучал потолок.