«Олсуфьев. – …Вначале страна отнеслась с громадным сочувствием [к «Прогрессивному блоку»], но с тех пор большие перемены… Мы относились трагически к перемене командования. Катастрофа. Все мы ошиблись; государь видел дальше. Перемена повела к лучшему. Идол[47] оказался пустым идолом. Блок – и общество – в самом коренном вопросе ошибся и потерпел крушение. Затем мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный остался, и война пошла лучше. Прекратился поток беженцев, не будет взята Москва. Нужно изменить тактику. Воинственность блока теперь не будет отвечать положению, а некоторая сдержанность, «вооруженный нейтралитет»… Произошло лучше, потому что убрали Янушкевича, но это наше дело". Алексеев – думский кандидат.

Князь Ёьвов. – Критикуйте, но будьте справедливы. То, что случилось, – это сумасшедший дом… Блок ни в чем не ошибся. Вся Россия висит на воздухе. Смена Совета министров, непосредственное вмешательство короны поставило бы всю Россию в конфликт с короной.

Бобринский [член Думы от националистов]. – Правительство стало хуже. Что будет при встрече? Не речи Керенского, а что мы скажем?.. Мы говорили 3 сентября: Думу нельзя будет собрать с Горемыкиным. Как будем теперь? Нельзя сказать: это не наше дело. Я ответа не нахожу, и меня созыв Думы страшит.

Ковалевский М.М. [Академическая группа]. – Стоустая молва говорит, что председатель Совета министров говорит: вешают собак, я руководствуюсь высшими соображениями, когда я уйду, будет заключен мир.

Гурко [член Государственного совета и бывший министр внутренних дел]. – Основное положение не в вопросе об «ошибках», а достигнута ли основная цель. Цель была – обеспечить победу. Мы решили, что при современном правительстве победа немыслима.. Изменилось ли это?.. Другого ответа, кроме отрицательного, не может быть… Если будем молчать, сам Гришка будет премьером».

Однако Гришка был крестьянином с превосходно развитым здравым смыслом. Он прекрасно понимал, что лучше пользоваться всей полнотой власти в Царском Селе, чем быть премьер-министром в Петрограде, ответственным перед Царским Селом.

Совещание вождей блока продолжалось. Но ирония состояла в том, что, пока они спорили и дискутировали о том, как поступить с Горемыкиным, если он появится на ноябрьской сессии Думы, в Царском Селе уже приняли решение осенью вообще не созывать ни Думу, ни какие-либо другие законодательные органы, пока место Горемыкина не займет человек, готовый к безоговорочному выполнению планов решающей борьбы с народом.

В 1905 г. разорвалась духовная связь между троном и городским рабочим классом – промышленным пролетариатом.

8 июля 1906 г. была разрушена вера крестьянства в царя как в «носителя народной истины» вследствие роспуска и разгона Первой Думы из-за вопроса о земельной реформе.

Теперь, после разрыва с нынешним консервативно-либеральным большинством в законодательных органах, трон оказался совершенно изолирован от народа, получая поддержку только от правых реакционеров и беспринципных карьеристов, находившихся под полным контролем Распутина.

Все понимали, что корень зла лежит не в правительстве, не в министрах, не в случайных ошибках, а в нежелании самого царя расстаться со своей навязчивой идеей о том, что Россия может существовать как сильное государство лишь в условиях самодержавия. Это понимание лежало в основе всех частных разговоров и всех планов, строившихся «Прогрессивным блоком»; проникало оно и в самую гущу народа и армии.

Перед каждым патриотом вставал неизбежный и судьбоносный вопрос: за Россию он или за царя? Первым высказался Н.Н. Львов, монархист и умеренный либерал. Он ответил: «За Россию». Этот ответ эхом разнесся по всей стране – и в тылу, и на фронте.

В 1915 г. некоторыми армейскими офицерами был организован ряд совершенно ребяческих заговоров по избавлению России от царя. В одном из них, например, участвовал известный военный летчик капитан Костенко, который намеревался спикировать со своим самолетом на автомобиль императора, когда тот окажется на фронте, и тем самым уничтожить царя ценой своей гибели. Два других офицера (один – капитан инженерного корпуса Муравьев, впоследствии «герой» Гражданской войны) пришли ко мне, чтобы я одобрил их план: заманить царя в ловушку, когда тот прибудет на фронт с инспекцией, и взять его в плен. Даже генерал Деникин пишет в своих мемуарах, что солдаты выступали за падение монархии, так как давно считали, что причина всех их несчастий – царица-«немка» в Царском Селе.

Осенью того же 1915 г. меня посетил старый друг, граф Павел Толстой, сын одного из царских конюших. Он был близким другом брата царя, великого князя Михаила Александровича, которого знал с детства. Толстой сообщил мне, что пришел по просьбе великого князя, который осведомлен о моих связях с рабочим классом и левыми партиями и хочет знать, как отреагируют рабочие, если он отберет власть у своего брата-царя.

Эти случаи служили симптомами нараставших в стране глубоких перемен в образе мысли. Терпение народа истощилось. Более того, все больше людей считало, что во всех бедах России виноват Распутин и что, если его устранить, политика правительства изменится. Даже А.Н. Хвостов, воинствующий лидер Союза русского народа в Думе, разработал план убийства Распутина[48].