«То есть у нас два варианта: сгореть или потерять потроха, — подумал Катон. — Интересно, что лучше?»

— Ладно, Макрон. — Вителлий вздохнул. — Мне надо идти. А ты займись своей раной.

— А как насчет меня, командир? — спросил Катон, испугавшись, что все его сейчас опять бросят.

Вителлий опять поглядел на Макрона.

— Твой «насчет меня» может пока охранять твое знамя, центурион, — сказал он, коротко усмехнувшись, и быстро сбежал по ступеням.

Трубач и знаменосец когорты молча последовали за ним.

— Да, командир.

Макрон мрачно улыбнулся и протянул Катону штандарт.

— Держи, пока мне делают перевязку. Я скоро выйду. Жди меня тут.

Катон помог своему командиру добраться до двери. Лекарь, бегло взглянув на Макрона, небрежно кивнул в знак того, что раненый достоин лечения, а не милосердного удара меча, и замахал на сопровождающего руками, выпроваживая его прочь.

Выйдя на площадь, Катон попытался воткнуть штандарт в землю, но мерзлая почва не подавалась, и ему пришлось прислонить древко к плечу. Конечно, попасть к своим было несомненной удачей, однако, судя по всему, чаша весов клонилась отнюдь не в пользу римлян. Легионеры плотно закупорили горловины проулков, по которым варвары рвались к площади, но при этом то здесь, то там вражеский меч или вражеское копье находили брешь в их обороне, и тогда из задних римских шеренг, подпирающих сражающийся авангард, вываливались раненые. Те, разумеется, кому посчастливилось выпростаться из свалки, остальных затаптывали, не разбирая, кто свой, кто чужой. Мало-помалу, но с пугающей неуклонностью римлян теснили назад. Катон хорошо понимал, что, как только волна германцев выплеснется на площадь, легионеров в короткий срок перебьют, а между тем до рассвета оставалось еще часа три, и прибытия помощи следовало ожидать лишь к полудню.

Однако, как яростно ни напирали германцы, огонь, перепрыгивая с крыши на крышу, шел быстрей. Пламя выжимало варваров с улиц. Через какое-то время в тылу атакующей орды зазвучали рога, и германцы откликнулись разочарованным воем. Трубный зов повторился, и варвары с неохотой, но все быстрей и быстрей потекли вспять.

Когорта осталась одна, но отдых был кратковременным, ибо на смену орде явился Вулкан. Пламя охватило деревенскую площадь дугой, заскакивая на наружные стены. Огненная стихия двигалась на солдат, и те медленно пятились, тщетно пытаясь прикрыться от жара щитами.

Прибежавший гонец закричал им:

— Назад! Все назад! Всем приказано отступить к главным воротам!

Измученная, израненная когорта приступила к отходу. Раненых, способных идти, поддерживали товарищи, остальных, в том числе и Макрона, несли на щитах. Все это происходило в угрюмом удрученном молчании: многие командиры погибли, а оставшимся было уже не под силу подбадривать подчиненных. Тем не менее ретирада производилась спокойно, без малейших намеков на панику. Возле главных ворот Вителлий установил защитный кордон, поместив раненых позади строя. Остатки когорты, сомкнув ряды, ждали неминуемого конца.

Устроив своего командира получше, Катон вновь присоединился к шестой центурии. С надвратной башни его взору открылась душераздирающая панорама. Ветер продолжал раздувать пламя, и теперь оно пожирало остатки деревни. Выгнанные за стену германские землепашцы, сбившись в кучу, смотрели, как горят их дома. Было очевидно, что без еды и без крова лишь немногие из них сумеют пережить эту зиму. Красный отблеск пожара выхватывал из мрака их лица, на которых лежала печать такой обреченности, что Катона невольно кольнуло чувство вины, хотя он и понимал, что, скорее всего, умрет раньше тех, кого он жалел.

А позади обездоленных, охваченных горем селян теснилось, уходя в ночь, германское воинство. Варвары ждали, когда огонь выжмет врага из ворот.