— Людям свойственно ошибаться, прощать могут лишь боги.
Как красиво звучит! Настолько красиво, что у нее даже захватило дух.
— Сам придумал?
— Это сказал Папа. В эссе, посвященном критике.
Какой конкретно папа?[32] Руби не знала. Она простила его. В конце концов, любой человек, задавший подобный вопрос, заслуживал такого ответа. Она не хотела задавать еще один глупый вопрос. Теперь она поступила умнее.
— А как это будет по-итальянски?
Джулиан улыбнулся.
— Еще лучше: «Sbagliare е umano, perfervorare е diabolico».[33]
— Что это значит?
— «Человеку свойственно ошибаться, а упорствовать — это от дьявола».
Руби задумалась. Джулиан так много знает. Сколько же, интересно, ей потребуется лет, чтобы получить хотя бы половину его знаний? Что же касается его итальянского, он определенно был
— Dove si puo trovare i prezzi buoni? — сказал Джулиан.
Именно так эта фраза звучала из уст девочки, слово в слово. В тот самый момент, когда он заканчивал фразу, он отвел глаза. Как будто бы задумался над чем-то. Руби показалось, что она умеет обращать внимание на всякие пустяки. Та, другая фраза — «Questo е l"inizo della fine» — не имела ничего общего ни с распродажей, ни с венецианским сленгом, ни с чем-либо еще. Тогда почему же он намеренно пытался запутать ее? Это что, шутка? Она не понимает такие шутки.
— О чем задумалась, Руби?
— Об итальянском, — сказала она, продолжая размышлять. Если это не шутка, тогда что? Что смешного в фразе «Начало конца»? Может быть, эта путаница с итальянским давала повод подумать об еще одном деле? «Так красиво звучит».
И если это было новым делом, ей нужно было узнать больше, намного больше. Холмс всегда перечислял Ватсону известные ему факты в начале каждого рассказа, но сначала нужно было собрать эту информацию.
— На каких еще языках ты говоришь, Джулиан?
— Французском, испанском, португальском. Немного знаю арабский, русский и совсем чуть-чуть — немецкий.
— Мама говорит, что твоя семья занималась нефтью.
— Верно.