— Когда? — Я невинно поднимаю брови.

— В машине.

— Пел тебе колыбельные. Для сладостных снов.

— А серьезно?

— А серьезно, размышлял, как это такая высокопримерная девушка, как ты (тогда, заметь, я еще не знал о порочащей связи с безопасником), могла оказаться в такой дерьмовой компании, какую я обнаружил у тебя на квартирке.

— Так ты же сам не даешь сказать…

— Я?

— Тебя больше интересует, каким браком жената моя бабушка.

— Бабушки не женятся, они замуж выходят.

— Так вот, для справки: муж ее добрый человек, его собака не кусается, а я — не больна СПИДом. Что еще тебя интересует? Были ли папа членом партии? Кто из родственников был в оккупации?

— Нити, ведущие к главарям преступного мира, как и нити судьбы, таинственны и скрыты… — торжественно провозгласил я голосом советского Информбюро.

— Болтун. Слушай, а кем ты работаешь?

— Преподавателем, — развожу руками. — Разве не заметно?

— Нет. Процесс обучения не затронул твой интеллект.

— Это в каком смысле?

— В таком.

— Хороший ответ. Кстати, ты знала Ральфа?

— Кого?

— Ральфа. — Я снова прикладываюсь к бутылке, но при этом за девушкой наблюдаю внимательно — боковым, понятно, зрением. Так и окосеть недолго — или от тягот процесса наблюдения, или от коньяка. И как производственную травму будущее косоглазие никто не зачтет.

— Нет. А кто это?