— Да, очень.

— Значит, я тоже красивая! Садись. Едим абрикосовое варенье и запиваем густым крепким чаем.

— Юля…

— Да?

— А ты давно папу видела?

— Давно. Ты знаешь, он умер. Три года назад.

— А кто он был?

— Не знаю. Важной шишкой какой-то. У него на Территории особняк был. В смысле — служебный, но отдельный. А о работе своей никогда ничего не рассказывал. Да мне все равно было, я же еще маленькая была. Да ладно об этом…

Слушай, а где ты пропадал? Я ведь наведывалась в твою хижину пару раз, никто не знал. Серега, пацан этот, отвечал всегда: «В отъезде», и был такой ва-а-а-ж-ный, как семафор!

— Отдыхал в станице. У друзей. Что-то бабушка твоя не торопится.

— Не знаю. — Девушка пожимает плечами, но и в сумерках видно, как она покраснела. Смотрю на часы.

— Скоро десять. Мне пора.

— И на чем ты поедешь?

— Автобус в двадцать два пятнадцать.

— На нем больше часа до города… Останься…

— А бабушки никакой у соседей нет?

— Не-а. Она у мамы, в Киеве. Девушка встает из-за стола, садится мне на колени, обнимает за шею, прижимается к груди.

— Ты что, не понимаешь? Я уже взрослая. Совсем взрослая. Я хочу, чтобы ты остался.

Я смотрю ей в глаза. Зеленые и глубокие, как море…

— Да? —. Губы девушки совсем рядом.