— Рассуждая абстрактно, нам следует активно реагировать на убийство любого из американских граждан, а в данном случае нужно принять ещё более решительные меры. Но в моём ведении — разведка, а не полевые операции.

— Активное реагирование включает, по-вашему, преднамеренное убийство?

— Если правительство приходит к заключению, что ликвидация людей является оправданной и соответствует нашим национальным интересам, такой шаг выходит за пределы юридической интерпретации убийства, верно?

— Интересное утверждение. Продолжайте, доктор Райан.

— Ввиду государственного устройства нашей страны такое решение должно быть принято... должно отражать желания американского народа, если бы у него была информация, которой располагает правительство. Поэтому конгресс осуществляет наблюдение за тайными операциями, чтобы убедиться как в том, что они направлены на достижение соответствующей цели, так и в том, что их проведение не продиктовано политическими мотивами.

— Значит, вы говорите, что такое решение зависит от разумных людей, принимающих разумное решение — совершить убийство.

— Это излишнее упрощение ситуации, но в общем — да.

— А вот я не согласен. Американский народ поддерживает смертную казнь — и это тоже неправильно. Мы роняем своё достоинство и предаём идеалы нашей страны, когда предпринимаем подобные шаги. Как вы считаете?

— Мне кажется, губернатор, что вы ошибаетесь, но я не формирую политику правительства. Я предоставляю информацию тем, кто делает это.

Голос Боба Фаулера изменился — таким его Райан ещё не слышал этим утром.

— По крайней мере, мы прояснили свои позиции. Говоря о себе, вы не ошиблись, доктор Райан. Вы действительно честный человек, однако, несмотря на молодость, ваша точка зрения отражает давно ушедшие времена. Люди вроде вас всё-таки формируют политику правительства, преломляя сделанный вами анализ в желаемом направлении. Одну минуту! — Фаулер предостерегающе поднял руку. — Я далёк от того, чтобы сомневаться в вашей честности и правдивости. У меня нет никаких сомнений в том, что вы выполняете порученную вам работу в меру своих возможностей, но только не говорите, что люди вроде вас не формируют политику государства — это сущий вздор.

Джек покраснел, почувствовал это, сделал усилие, пытаясь справиться с собой, и потерпел неудачу. Фаулер подвергал сомнению не его честность и правдивость, а то, чем Райан гордился ничуть не меньше, — его интеллектуальные способности. Ему захотелось бросить в лицо губернатору все, что он думает, но Райан сдержался.

— Теперь вы собираетесь сказать, что, если бы я знал, что знаете вы, я изменил бы свою точку зрения, так? — спросил Фаулер.

— Нет, сэр. Я не прибегаю к такой аргументации — она походит на дерьмо. Вы или верите мне, или не верите. В моих силах лишь попытаться убедить вас. Возможно, иногда я ошибаюсь, — признался Джек, успокаиваясь. — Я могу только дать то, чем владею. Вы разрешите преподать вам свой урок на сегодня, сэр?

— Валяйте.

— Мир не всегда такой, как нам хочется, однако желаниями его не изменить.

На лице Фаулера появилась насмешливая улыбка.

— Иными словами, мне следует прислушиваться к вам, даже если вы ошибаетесь? А вдруг я знаю, что вы не правы?

Далее могла последовать чудесная философская дискуссия, но Райан понял, что проиграл. Он потратил понапрасну девяносто минут. Впрочем, стоит сделать ещё одну попытку, последнюю.

— Губернатор, в нашем мире есть и хищники. Однажды я видел свою дочь в больнице умирающей, потому что люди, что ненавидели меня, пытались убить её. Мне это не понравилось, и я подумал — как хорошо, если бы ситуация изменилась. Но перемен не последовало. Возможно, тогда я получил более жестокий урок. Надеюсь, вам этого не понадобится.