— Доктор Эллиот, два года назад вы написали книгу о том, что агенты ЦРУ находятся повсюду. Это напомнило мне старый еврейский анекдот. Какой-то старик-еврей, живущий в царской России за чертой оседлости со своими двумя курицами и хромой клячей, читает омерзительную газетёнку, выпускаемую антисемитами. Понимаете, в газетёнке говорится, что евреи захватили то, овладели тем и тому подобное. К нему подходит сосед и спрашивает, зачем он читает такую чепуху. Старик отвечает, что ему приятно узнать, какой он всемогущий. Такова и ваша книга, вы уж извините меня: один процент правды и девяносто девять процентов брани. Если вас действительно интересует, на что мы способны и на что нет, я могу кое-что рассказать вам — в пределах допуска к секретной информации, разумеется. Уверяю вас, вы будете не менее разочарованы, чем часто бываю я сам. Очень сожалею, что мы не обладаем даже половиной той мощи, какую вы нам приписываете.

— Но вы убивали людей!

— Вы имеете в виду меня лично?

— Да.

Может быть, этим и объясняется её отношение ко мне, подумал Джек.

— Да, мне приходилось убивать людей. Когда-нибудь я расскажу вам о кошмарах, которые меня мучают. — Райан помолчал. — Горжусь ли я этим? Нет. Рад ли, что сумел убить их? Да, рад. Вы можете спросить — почему? Моя жизнь, жизнь моей жены и дочери, жизни других невинных людей подвергались опасности, и я сделал это, чтобы защитить себя и этих людей. Ведь вы помните обстоятельства, правда?

Это не интересовало Эллиот.

— Губернатор хочет встретиться с вами в восемь пятнадцать.

Значит, мне удастся поспать шесть часов, подумал Райан.

— Я приду в назначенное время.

— И он спросит вас относительно Колумбии.

— Тогда вы можете завоевать расположение своего босса, передав ему ответ прямо сейчас: я ничего не знаю.

— Если он одержит победу на выборах, доктор Райан, вас...

— Выбросят вон? — Джек посмотрел на неё с добродушной улыбкой. — Знаете, доктор Эллиот, это напоминает мне сцену из плохого фильма. Если ваш кандидат в президенты победит, у вас, может быть, и появится возможность уволить меня.

Позвольте объяснить, что это будет для меня значить.

Вы лишите меня необходимости проводить каждый рабочий день по два с половиной часа в автомобиле; лишите меня тяжёлой, напряжённой, полной стрессов работы, из-за которой я вынужден бывать дома с семьёй гораздо меньше, чем мне хотелось бы. Вы позволите мне вести образ жизни, соответствующий тому количеству денег, которое я заработал лет десять назад, заставите меня вернуться к письменному столу, где я смогу писать книги по истории, или снова заняться преподаванием — ведь именно благодаря этому я и получил учёную степень доктора. Мне пришлось, доктор Эллиот, видеть заряженные автоматы, направленные на мою жену и дочь, и я успешно справился с этой опасностью. Если вы серьёзно намерены угрожать мне, придумайте нечто большее, чем увольнение с работы. Думаю, утром мы снова увидимся, но должен предупредить вас, что мне поручено ознакомить с положением дел только губернатора Фаулера. Я получил распоряжение беседовать с ним с глазу на глаз, и в комнате не должно быть больше никого.

Джек закрыл дверь на засов и накинул цепочку. Он сознавал, что выпил в самолёте слишком много пива, но ещё никто и никогда не пытался так жёстко и бесцеремонно обращаться с ним.

Доктор Эллиот предпочла лестницу лифту. В отличие от большинства сопровождающих губернатора Фаулера лиц его главный советник был совершенно трезв — он вообще редко пил спиртное — и уже занимался составлением плана кампании, которая должна начаться через неделю, не ожидая, как это принято, Дня труда.

— Ну и что? — спросил он Э.Э.

— Говорит, что ему ничего не известно. Думаю, он лжёт.