— Ну и что? Будешь сажать свое деревце в Октябрьские или Первомайские праздники. Это даже лучше — больше торжественности.
А в комнате хозяйничала Настя. Она еще раз пересчитала тарелки и вилки.
В дверях возник Сергей с доской в руках.
— Давай сюда! — Настя раздвинула два стула, положила на них доску, села посередине, несколько раз подпрыгнула.
— Ничего, выдержит. Теперь, кажется, всё? — она осмотрела комнату.
— А проигрыватель?
Сергей открыл крышку, проверил, крутится ли диск.
— Порядок!
Настя включила приемник.
— А красивый парень, правда? — поправила она фото Петра, стоявшее в рамке на приемнике.
— Да, красивый.
— А ну вернись! — Настя придирчиво осмотрела Сергея со всех сторон. — А ты все же у меня самый красивый! — Она поцеловала сияющего Сергея в щеку. — Сейчас я закрою глаза, а ты признавайся мне в любви! — приказала девушка.
— А как это?
— Вот так: говори мне самые нежные, самые ласковые слова. Говори, что ты меня до безумия любишь, сходишь с ума от этого и так далее, что хоть я и некрасивая, рыжая и озорная, но все равно лучшей нет на свете… Эх ты, синеглазая птичка моя! Глупенький ты мой кудрявчик. Всему тебя учить надо. И как я с тобой буду справляться — просто не знаю.
Настя обхватила Сергея за шею и начала целовать.
Глава пятьдесят шестая
Степан очень долго умывался, потом вытерся полотенцем и прилег на диван.
— Ты что, сынок, заболел, что ли? — подошла к нему Оксана Максимовна.
После встречи отца с сыном, известие о которой нашумело на весь район, Матвей Лукич перешел жить к Степану. И Оксана Максимовна начала одинаково называть сынками и пятидесятилетнего Матвея Лукича, и двадцатилетнего Степана. Старушка была довольна, что названный сын не оставил ее, радовалась, что у нее по-прежнему есть семья, есть за кем ухаживать.
— Что-то ты грустный сегодня, — допытывалась у Степана.