— Кто? Люба?

Настя сорвалась с места, бросила тяпку и подбежала к Стукалову.

— Вы кому верите? Этой… этой Зябликовой? Она решила выжить Галину из колхоза. Разозлилась за огород. Вот Любу и подначивает. А Люба даже слова не сказала, просто стояла, а эта ведьма бросилась на Галину. Кричала на всю деревню. А вы ее поддерживаете, верите ей! — наступала Настя на Стукалова. — Лучше у нас спросите, у комсомольцев, у всей бригады! Они на наших глазах целый день. Мы лучше знаем, чем ваша Пелагея Антиповна!

— Погоди, погоди, застрочила, словно пулемет. Какая же она моя, эта Антиповна? — засмеялся Стукалов.

— Мы вчера ее не могли никак унять. Хоть и вредная она тварь, а все же старая, и пришлось вежливо с ней обращаться, а надо было бы… — строчила дальше Настя.

— Да не кричи!

— Буду кричать, потому что справедливость на моей стороне!

— Мы требуем, чтобы вы разобрались в этом деле как можно скорее! — поддержала Настю Вера.

— Ладно, ладно, девочки, разберусь! — смеясь, поднял руки Стукалов. — А где же Галина?

— Вон, возле вышки, с мамой разговаривает.

На дальнем конце плантации пробивали первую в колхозе артезианскую скважину. Работой руководила Ольга Назаровна.

Мать и дочь сидели на опрокинутом ящике, чуть в стороне от них, возле подводы, возился Егор Лямкин.

— Впервые в жизни меня такой грязью облили. На людях стыдно показываться, — приглушенным голосом говорила Галя.

Лямкин злорадно улыбался.

— К чистому грязь не пристанет, доченька, — ответила мать. — Я думаю, что из-за этого не стоит вешать головы.

— Конечно, мама. Только больно от обиды…

— Все это мелочи. Рассказывай лучше о делах. Работа нравится?

— Еще бы! Иначе и не жила бы здесь, — оживилась Галя. — Только не терпится, чтобы быстрее подрастал виноград… Так хочется увидеть плоды! А какие люди замечательные, мама!.. Я чувствую, что очень нужна здесь…

— Это самое главное! Я счастлива, что у тебя такое настроение, — обняла дочь Ольга Назаровна.

Подошел пожилой рабочий в испачканном землей комбинезоне, развернул чертеж.