Как и другие новоявленные мафиози, Бонанно был поражен радужными перспективами, которые открывал запрет. Это был «золотой гусь», — вспоминал он. Его первым незаконным предприятием стало открытие пивной в Бруклине вместе с другими молодыми иммигрантами из Кастелламмаре. «Когда я впервые занялся бутлегерством, я думал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой», — написал Бонанно в своей автобиографии «Человек чести», опубликованной шестьдесят лет спустя. «Я не считал это неправильным. Мне казалось, что это довольно безопасно, что полиция тебя не беспокоит. Бизнеса хватало на всех. Прибыль была огромной».
Нарушение или игнорирование поправки о запрете считалось у большинства американцев добродушным спортом, а не позором. После ратификации поправки Конгресс утвердил Национальный закон о запрете (обычно называемый Законом Волстеда), чтобы определить и укрепить закон. Все напитки, содержащие более 0,5 процента алкоголя, были запрещены как опьяняющие.
Бутлегеры, торговцы ромом и владельцы питейных заведений, утолявшие гигантскую жажду нации, рассматривались большинством государственных чиновников, судей и простых граждан как люди, предоставляющие необходимые товары и услуги. За исключением крошечного корпуса усердных и неподкупных федеральных агентов, местные и федеральные правоохранители смотрели на это сквозь пальцы, когда дело доходило до исполнения крайне непопулярного закона. Обеспечение соблюдения закона на национальном уровне было возложено в основном на недавно созданное Бюро по борьбе с запретами при Министерстве финансов. Это агентство вскоре стало посмешищем, его высмеивали за огромный конгломерат политически назначенных коррумпированных и некомпетентных халтурщиков, маскирующихся под следователей.
Большинство местных правоохранительных органов не проявляли особого энтузиазма в борьбе с бутлегерскими операциями. Более того, во многих штатах и сообществах, где политические настроения были «мокрыми» (против сухого закона), принимались законы, которые, как казалось, были выгодны бутлегерам. Штат Нью-Йорк, возможно, пошел дальше всех в деле защиты нелегальной индустрии. В 1923 году законодательное собрание Нью-Йорка отменило слабый закон штата о запрете, тем самым отменив любые требования местной полиции инициировать или помогать федеральным агентам в аресте нарушителей.
Воодушевленные слабым соблюдением закона в Нью-Йорке, сицилийские банды, еврейские и ирландские бутлегеры отказались от примитивных винокурен. Они разработали более сложные и прибыльные методы, контрабандой доставляя качественный алкоголь из Великобритании и Канады и открывая собственные тайные пивоварни. Помимо заморского клана кастелламмарцев, к концу 1920-х годов в Нью-Йорке процветали еще несколько слабо организованных сицилийских банд, в том числе с участием южных итальянцев из Неаполя, в основном за счет бутлегерства.
Прибыль пивоваренных заводов была огромной. Производство каждого бочонка пива обходилось менее чем в пять долларов, а доставка в питейное заведение приносила около 36 долларов. Нелегальный, не облагаемый налогами доход от поставок виски и других крепких спиртных напитков был еще больше.
В конкурентной борьбе между этническими соперниками сицилийско-итальянские бутлегеры не имели политического влияния ирландского преступного мира; ирландская полиция давала им преимущество в подкупе полицейских. А еврейские гангстеры были почти равны итальянцам по численности. Но у итальянских гангстеров было преимущество: их соперники признавали их более дисциплинированными, более злобными и более смертоносными, когда возникали драки за контроль над территорией и клиентами.
Крупнейшая итальянская банда Нью-Йорка середины 1920-х годов базировалась в Восточном Гарлеме и возглавлялась Джузеппе «Джо» Массерией, сицилийским иммигрантом средних лет. Невысокий и корпулентный, с пухлыми щеками и маленькими, узкими глазами, Массерия получил прозвище «Китаец». Однако Массерия окрестил себя «Джо Боссом» и стал первым, кто использовал это обозначение для главы американской мафиозной семьи вместо традиционного сицилийского титула «отец».
Возвышение Массерии опиралось на жестокий, пропитанный кровью послужной список. Он возглавлял банду, которая убила более тридцати противников в схватках за территории, занятые бутлегерами и нелегальными игорными операциями. Его любимым выражением, когда он отдавал приказ о казни соперника, было указание подчиненному: «Возьми этот камень из моего ботинка».
Несмотря на неатлетическое телосложение, Массерия обладал удивительной ловкостью, уворачиваясь от пуль, обгоняя и спасаясь от убийц в уличных засадах и перестрелках. Его плотские аппетиты были столь же грубыми, как и стремление к власти. Несколько раз в день он устраивал грандиозные трапезы, поглощая по три тарелки макарон только в качестве гарнира. Окопные привычки Массерии и отвратительные манеры поведения за столом — пища часто брызгала у него изо рта, когда он изводил сотрапезников, — породили у его недоброжелателей еще одно прозвище: «Джо-обжора».
Успех Массерии отчасти объяснялся внимательным поиском талантов для управления и защиты его рэкета. Тремя из его самых ярких молодых рекрутов, которые мальчишками эмигрировали в Америку, были Сальваторе Лукания, Франческо Кастилья и Гаэтано Луккезе. Луканья станет Чарльзом «Счастливчиком» Лучано, Кастилья сменит крестильное имя на Фрэнк Костелло, а Луккезе будет более известен как Томми «Трехпалый Браун». Позже это трио займет достойное место в пантеоне американской мафии.
В 1925 году клан кастелламмарцев омолодился благодаря приезду Сальваторе Маранцано, еще одного нелегального иммигранта, изгнанного с Сицилии под натиском Муссолини-Мори. Устоявшийся мафиози с почетным титулом дона Турридду, Маранцано, которому тогда было около сорока, был преданным защитником мафиозных традиций. Один из лучших воинов клана в старой стране, он приехал в Америку с небольшим состоянием и быстро занялся бутлегерством.
Не будучи мелким оператором, Маранцано построил качественные винокурни в Пенсильвании и на севере штата Нью-Йорк и взял под свое крыло 20-летнего Джо Бонанно. Бонанно подобрал отряд вооруженных стрелков, чтобы охранять грузовики с виски Маранцано, часто замаскированные под молочные цистерны, от угонщиков-конкурентов.
В отличие от Джо Босса Массерии, Маранцано считал себя утонченным, образованным европейцем. Хотя он плохо владел английским, Маранцано хвастался тем, что знает латынь и греческий, и на своем сицилийском диалекте basso profundo с удовольствием читал своим необученным и малограмотным приспешникам лекции о классической литературе и достоинствах своего кумира Юлия Цезаря. Для прикрытия своего бутлегерского бизнеса Маранцано создал в Маленькой Италии компанию, которая якобы занималась экспортно-импортной торговлей.
В бизнесе и личности Маранцано была и более суровая сторона, которую он раскрыл в монологе, обращенном к молодому Бонанно. Он предупредил своего протеже, что охота на животных — дело относительно простое, а вот лишение жизни другого человека требует смелости и осторожности. «Когда ты целишься в человека, у тебя дрожат руки, дергается глаз, трепещет сердце, мешает разум, — вспоминал Бонанно, как Маранцано советовал ему. — По возможности всегда прикасайся к телу, чтобы убедиться, что человек мертв. Человека труднее всего убить. Если он убежит, то вернется, чтобы убить тебя».
Эти слова вскоре оказались пророческими. В 1930 году другие члены «боргата кастелламмарцев» обратились к Маранцано за советом и руководством, когда Массерия потребовал выплаты 10 000 долларов в качестве дани, признающей его положение «босса Джо» среди всех нью-йоркских мафиози. Массерия также начал посылать киллеров против непокорных солдат Кастелламмаре. Пламенный Маранцано отказался подчиниться Массерии и признать его главенство, что привело к беспрецедентному крупномасштабному конфликту между двумя крупнейшими боргатами района. По мере того как росли потери, каждая сторона искала подкрепления у других нью-йоркских банд и у мафиози из других городов. В сицилийско-итальянском преступном мире о кровавой бойне мафии говорили как о «кастелламмарской войне».
В Нью-Йорке он начал издавать организационные указы для мафиози- кастелламмарцев и других боргатов. Вспоминая свое восхищение Цезарем, он хотел, чтобы семьи были построены по образцу военной субординации римского легиона. Возвышаясь над всеми остальными, отец, или босс, или представитель, должен был управлять с непререкаемым авторитетом. Его главным помощником или исполнительным офицером был sottocapo, нижний босс. Формировались экипажи или уличные отряды, decini, состоявшие из нескольких или более солдат или пуговичников. Во главе каждого отряда стоял капо или капитан, назначаемый боссом, и эти отряды были рабочими лошадками семьи для всех незаконных операций.
Маранцано также потребовал, чтобы правила мафии, которые были незыблемы на Сицилии, были навязаны всем нью-йоркским кланам. Его основополагающими заповедями, игнорирование которых каралось смертной казнью, были беспрекословное повиновение отцу, или боссу, и назначенным им офицерам; запрет на физическое нападение или оскорбление товарища мафиози; запрет на желание или ухаживание за женой или возлюбленной другого мафиози и, самое главное, соблюдение омерта, кодекса секретности.
Бесцеремонные действия Маранцано спровоцировали Лучано, который теперь считал его более отсталым в своем мышлении, чем был Массерия. Маранцано не только отказался от сделки о равенстве в Нью-Йорке, но и жаждал власти по всей стране.
От своего доверенного лица Томми Трехпалого Брауна Луккезе Лучано узнал еще более тревожные новости. Двуличный Луккезе сблизился с Маранцано и его главными лейтенантами и узнал, что Маранцано наметил Лучано для пулеметного убийства ирландским головорезом «Бешеным псом» Винсентом Коллом.