Еще одна встреча с Горбачёвым произошла во время большого перерыва между заседаниями Верховного Совета СССР, когда я ему передал и разъяснил суть альтернативного официальному, «павловскому» (Валентин Павлов – премьер-министр СССР с 14 января по 28 августа 1991 года) проекта закона о налогообложении. Потом я получил копию проекта с резолюцией Горбачёва «Внимательно рассмотреть…», обращенную к тем, кому я оппонировал последние два года.
Михаил Горбачёв допустил много грубейших ошибок, на нем лежит часть ответственности за печальную судьбу нашего государства. Во внешней политике это преждевременный роспуск Варшавского договора без письменных обязательств НАТО не двигаться на восток. Обвальное разрушение СЭВ (Совет экономической взаимопомощи). Объединение Германии, несмотря на просьбы Тэтчер и Миттерана, которые предупреждали, что это преждевременно. Они опасались, что объединенная Германия превратится в европейского гегемона, который уже мирным путем будет диктовать Европе свои условия.
Вывод советских войск из Германии произошел практически без компенсации, которую готовы были заплатить сами немцы, а это примерно 100 миллиардов немецких марок – огромное подспорье для разоренной коммунистами и голодающей страны. Потом какие-то копейки пришлось собирать по всему миру в виде гуманитарной помощи.
Во внутренней политике к его ошибкам следует отнести глупую, непродуманную антиалкогольную кампанию, которая окончательно, наряду с низкими ценами на нефть, разрушила бюджет, сведя его к нулю, и заменила водку самогонкой и денатуратом. Из продажи пропал сахар. В результате антиалкогольной кампании на юге были вырублены многие виноградники, а от поддельного алкоголя умерло больше народа, чем от водки (хотя лукавая официальная статистика говорила об уменьшении смертности от государственного алкоголя).
Терпение народа от полупустых прилавков и длинных очередей, даже без этих безумных мер, было на пределе. За время его правления золотой запас страны сократился более чем в 10 раз, а внешний долг, по некоторым подсчетам, вырос более чем на 100 миллиардов долларов США. Темпы динамики падения больной советской экономики перед его уходом из большой политики составляли 11 % – крах казался неминуемым, страна кипела, политическая температура зашкаливала…
По образованию Горбачёв юрист. Может быть, этим отчасти объясняются провалы в экономической политике СССР. Он стал родоначальником сомнительной традиции, когда во власти и политике появилось слишком много юристов.
Одной из его грубых ошибок было постоянное лавирование между правыми и левыми, отсутствие настоящей экономической стратегии, затягивание реальных экономических реформ, хотя не всё еще было потеряно и для взвешенных реформ у него было шесть полнокровных лет.
Горбачёв, конечно, совсем не злодей, не агент влияния зарубежных спецслужб, каким его пытаются иногда представить коммунисты, и хотел он, как все руководители СССР, сделать как лучше, но получилось как всегда.
…Я видел, как он шел по кремлевской брусчатке в свой кабинет подписывать документы о прекращении деятельности на посту президента СССР. Михаил Сергеевич был не просто спокоен: на его лице можно было увидеть большое облегчение и даже удовлетворение. Горбачёв как бы говорил всем: распад был неизбежен, никто в этом не виноват, наконец всё это кончилось, теперь за судьбу страны пусть отвечает Ельцин. Должность президента СССР прекратила свое существование 25 декабря 1991 года с отставкой Горбачёва.
Коренные отличия между Горбачёвым и Ельциным, который довольно скоро из единомышленника Горбачёва превратился в его непримиримого оппонента, заключались в том, что Ельцин смог перейти свой Рубикон. Он понимал, что надо решительно двигаться вперед, не заниматься латанием дыр химерного социализма, возвращаясь между тем к здравому историческому смыслу – промедление было смерти подобно. Борис Ельцин умел не только слушать, но и слышать.
И хотя Горбачёв намного пережил Сахарова и Собчака, Афанасьева и Ельцина, а также других реформаторов, его эпоха закончилась 25 декабря 1991 года. А эпоха Ельцина, несмотря на ее противоречия и шельмование, сегодняшние искажения, будет продолжаться еще очень долго.
И сегодня складывается впечатление, что он совсем не изменился и ничего не понял. В том, что он за всю жизнь понаписал и понаговорил, каждый по своему вкусу может найти то, что хочет… Все, кроме настоящей самокритики и правды.
При всей разнице в биографиях и моем отношении к Горбачёву и Ельцину, если бы не они, я, наверное, никогда не занялся политикой. У меня бы просто не было на это шанса. Начало моей политической биографии пришлось на то время, когда Горбачёв уже плохо справлялся с ситуацией, а Ельцин еще не перехватил у него инициативу. И эта ситуация во многом определила особенности тех политических перемен, которые переживала страна в конце 80-х и начале 90-х.
Нахальный самовыдвиженец
В 1989 году меня избрали народным депутатом СССР по 11-му территориальному округу Москвы. Надо сказать, что это были особенные выборы. Их часто называют первыми демократическими выборами в СССР. Но это, конечно, натяжка. Точнее бы – первые сравнительно демократические. «Сравнительно» потому, что только третья часть народных депутатов избиралась прямым, тайным и открытым голосованием, остальные назначались сверху. Из 2250 депутатов на всю огромную страну только 750 избирались по территориальным округам, а остальные 1500 депутатов избирались (точнее, назначались) от общественных организаций, включая КПСС, комсомол, профсоюзы, общества «Знание» и т. д., или от национальных образований. Но, как бы то ни было, проведение таких выборов уже было большим шагом вперед, важнейшим демократическим достижением Горбачёва.
Хотя, если честно, причина их проведения, возможно, крылась в боязни генерального секретаря быть смещенным с руководящего поста товарищами по партии, как это уже бывало в советской истории с его предшественниками. А так – народ выбирает депутатов, депутаты выбирают президента СССР, и не страшны ему ЦК КПСС и его политбюро… Но каковы бы ни были глубинные причины действий Михаила Горбачёва, его личные интересы в данном случае совпали с интересами большинства населения страны. В истории так часто бывает, что при таком совпадении интересов начинаются тектонические исторические процессы, в которые втягиваются миллионы людей и целые страны.
Я пошел в политику, стал баллотироваться на выборах в депутаты потому, что, будучи профессиональным экономистом, всё более и более осознавал, что с точки зрения экономики социализм – это неизбежный исторический тупик. Ни теоретически, ни практически люди при социализме не могут жить лучше, чем в условиях нормальной рыночной экономики. Делить поровну при существовавшей системе было просто уже нечего. Производительность труда при социализме заведомо ниже.
Кроме того, меня возмущало отсутствие элементарной демократии, что рано или поздно, но неизбежно приводит к диктатуре и культу личности; отсутствие сменяемости партии власти – к застою и репрессиям…
В аспирантуре Центрального экономико-математического института мы строили различные модели долгосрочного развития и с сожалением отмечали, что разрыв между СССР и развитыми странами практически по всем показателям только увеличивается. Единственный путь, чтобы обеспечить согражданам достойную жизнь, – это смена коммунистического режима на рыночно-многопартийный.
Кампания, которая началась в феврале 1989 года, оказалась очень сложной. Особенно для нас, «территориальщиков». Она была настоящим чистилищем, полем бескомпромиссной политической борьбы. Я был самовыдвиженцем в округе, где жили около 400 000 человек. Он расходился клином от центра города к периферии. Границы этого клина проходили примерно по улице Горького (ныне Тверской), Ленинградскому проспекту до метро «Сокол» с одной стороны и по Красной Пресне и Хорошевскому шоссе – с другой.