Как только мы устроились на новом месте, мама, которая все еще лелеяла мечту устроить меня на учебу бесплатно, если я, конечно, изъявлю желание стать священником, повела меня в гимназию, чтобы узнать условия приема.

Мама знала, что я вовсе не собираюсь быть священнослужителем, да она и не настаивала на этом, она только хотела, чтобы я сказал, когда меня об этом спросят, что действительно хочу быть священником. А уж после окончания гимназии меня силой никто не сможет заставить быть им.

Итак, мы отправились в гимназию, где мать высказала свои пожелания. Однако отцы церкви отнюдь не выразили своего восторга по случаю нашего прихода и не проявили никакого интереса к моим планам на будущее. Больше того, они подробно перечислили, сколько нужно будет платить за учебу: за учебники, тетради, за гимназическую форму, ношение которой обязательно. Так что все надежды матери на бесплатную учебу окончательно рассеялись.

Тогда мы пошли в светскую школу. Здесь условия были более благоприятными. Поскольку школа была государственной, то и плата за учебу была меньше, а ввиду того что отец мой был государственным служащим, то я получил еще и пятидесятипроцентную скидку. Старые учебники можно было купить за полцены. Помимо того было совсем необязательно ношение школьной формы, кроме фуражки. Я сдал вступительные экзамены по двум предметам и был принят сразу же в третий класс.

Кёсег с его кривыми улочками и старинной крепостью как-то очень быстро вошел в мое сердце. Окружавшие город лесистые горы связаны с лучшими воспоминаниями моего детства. Как только позволяло время, я уходил в горы, сначала один, поскольку привык ходить в одиночку, а потом — с моими новыми друзьями.

Бродя по лесным тропам, я испытывал радость первооткрывателя. Дорожки в лесу получили свои имена: одну из них, например, мы назвали Прогулочной, вторую — Задумчивой. Там мы познали вкус кристально чистой родниковой воды из семи источников, вытекавших из семи труб, уложенных одна возле другой и названных нами именами семи венгерских вождей древности.

Нравилось нам бывать и в старой заброшенной каменоломне. Края ее были огорожены ветхими перилами, за которыми зияла глубокая, с четырехэтажный дом пропасть. Ребята рассказали, что это место выбирают себе те, кто бежит от несчастной любви и ищет спасение в смерти. Каждый год здесь находили одного-двух молодых самоубийц, бросившихся в пропасть. Бывало, мы часами сидели среди диких скал на этом обрыве, погруженные в свои думы, испытывая какое-то странное и тяжелое чувство.

В школе были другие, совершенно непривычные для меня порядки. Здесь тоже нужно было учить уроки, мы тоже тянули жребий, кому отвечать, если приходили на урок неподготовленными. Но обстановка была совсем иной, чем в Секешфехерваре. Педагоги здесь не были строгими ни к нам, ни к самим себе.

Коренное население Кёсега состояло в основном из немцев, имевших много родственников за рубежом, как они говорили, в Бургенланде. В конце недели с обеих сторон люди ехали в гости друг к другу. Поэтому во время очередного подведения итогов бывали случаи, когда в классе оставалось всего три-четыре человека. Остальные, получив плохую оценку или предупреждение, прямиком направлялись за границу, в Бургенланд. А через несколько дней, когда, по их мнению, родители уже успокаивались и гнев их остывал, спокойно возвращались домой.

В школе не было своей команды гимнастов, но и здесь мы регулярно тренировались. Занятия спортом в школе всячески поощрялись. Зимой спортивные вечера устраивались на ледяном поле. Многие из нас не имели коньков, но это никого нисколько не смущало: друзья катались вдвоем на одной паре коньков. Один на правом, другой на левом.

Уже в сентябре, в начале учебного года, шла подготовка к 6 октября, к так называемой «поминальной» эстафете, которую по традиции организовывали учащиеся мужских школ в память жертв, павших под Арадом. Маршрут эстафеты проходил по главным улицам Кёсега и заканчивался у памятника погибшим, установленного в военном училище. По окончании эстафеты начинался праздник.

Самым лучшим бегуном школы на четыреста метров был Флориан Яноши, ученик четвертого класса, сын местных крестьян. Его тренировка заключалась в том, что каждое утро он пробегал шестнадцать километров от своей деревни до школы, а вечером после занятий — обратно. Когда мы выстраивались на старте, он делал два глубоких вдоха и по команде «Марш!» мчался как ветер. Всю дистанцию он пробегал в ровном темпе, не ускоряя и не замедляя бега. Я отставал от него метров на двадцать пять — тридцать, но даже тогда я оказывался вторым бегуном на эту дистанцию. Позднее Яноши выиграл первенство страны на этой дистанции.

По всему было видно, что команда нашей школы имеет серьезные шансы занять призовое место в «поминальной» эстафете, а может быть, ей удастся выйти и на первое место, за которое годами шла напряженная борьба между «пижонами» и «книжниками». Позволить победить себя, допустить, чтобы какие-то бедняки из гражданских школ как победители возложили венок к памятнику, да еще на их же территории, было бы величайшим позором для «пижонов». Поэтому они тоже старались изо всех сил.

Наша учительница математики была страстной поклонницей спорта. Она не пропускала ни одной нашей тренировки.

— Декан, ты будешь на спортплощадке после обеда? — спрашивала она меня в начале урока.

— Да, конечно, обязательно буду, — отвечал я.

— Тогда и я пойду туда, — говорила она.