Интересно, а Ян-то вообще в курсе, когда у меня днюха? Игорь ему сказал? Или он и сам забыл? И какая дата тогда стоит в новом паспорте, который мне показали перед отъездом? Ведь я, дурак, даже не обратил на это внимания. Только все пялился круглыми глазами на незнакомую фамилию, одинаковую у меня и у Аси.
Может, стоит сказать? Ага, и что тогда? Думаешь, Ян с Евой споют тебе «Хэппи бёздэй» и подарят конструктор? Погруженный в такие раздумья, я не сразу заметил, что радио заиграло другую музыку и забормотало на чужом языке, совсем не похожем на литовский. Да и дорожные указатели выглядели иначе, и названия на них были странные: Augustow, Graiewo, Ostrow… Больше похожие на русские, только написанные латиницей.
– Что это за язык? – мой локоть легонько пихнул Асю, казалось, намертво приклеенную к окну и демонстрирующую мне кудрявый затылок.
Девочка неохотно обернулась, и я кивнул на захлебывающееся согласными радио.
– Польский, конечно, – передернула она плечиками.
– Зачем польский? – опешил я.
– А на чем же еще полякам разговаривать? – закатила глаза к потолку Ася.
Полякам? И тут меня ударило понимание:
– Погоди, мы что, в Польше?!
– А где же еще, слоупок?! – Ася презрительно фыркнула и снова уткнула нос в окно.
– Но как же граница? – не мог успокоиться я, припоминая очередь на контроле при переезде в Литву. Тогда я еще был с Игорем. Тогда никто еще и не думал меня продавать. Или думал? Не для того ли «дядя» вообще взял меня с собой?
– Ты что, никогда не слыхал о Евросоюзе? – прошипела Ася. – Тут нет границ. Точнее, они открыты. Мы так хоть до Италии можем доехать, хоть до Франции.
– До Франции? – мечтательно протянул я. – Это там, где Париж и Эйфелева башня?
– Это там, где кардинал Ришелье и Миледи, – скривила мордочку Ася. – А теперь ты отвяжешься со своими дурацкими вопросами?
И я отвязался.
Когда совсем стемнело, и по пути все чаще стали попадаться указатели со словом «Warsawa», Ян свернул с шоссе. Мы подрулили к небольшому зданию с табличкой «Hotel», при виде которой у меня противно затянуло под ложечкой. Если честно, в тот момент я бы обрадовался, если бы Ян объявил мне, что меня оставят ночевать в холодной машине. Но меня и Асю уложили вдвоем на постели в крошечном номере, где помещались только еще одна кровать – двуспальная, узкий шкаф-пенал и дверь в ванную типа спичечный коробок. Сначала мы попробовали расположиться валетом, но девочка заявила, что у меня воняют ноги. Я был только счастлив улечься головой на подушку – она оказалась у нас одна. Спать, не сговариваясь, решили в одежде. Не по причине холода, как на «детской» квартире. Просто стремно как-то – с девочкой под одним одеялом, когда тебе уже двенадцать. Да и перед Яном щеголять в белье лишний раз не хотелось.
Зато Ян не стеснялся никого и ничего. Завалился в койку с Евой в чем мама родила, и, не успел погаснуть свет, до нас донеслись пыхтение, стоны и равномерный скрип пружин. Хорошо хоть темнота скрывала детали происходящего и мои щеки – странно, что они не горели, как две раскаленные лампочки. Не знаю, что вызывало у меня больший стыд – то, что Ян проделывает в метре от меня, или то, что все это слышит Ася. А может, мысли о той, другой ночи в гостинице, когда я был на месте Евы?
Когда все наконец закончилось со стонами и хрипами, пружины скрипнули в последний раз, и тьму разогнал огонек сигареты. Ян сидел на краю постели и курил. Его глаза смотрели прямо на меня, а я – от шока или с дуру – забыл притвориться спящим.
– Чего пялишься? – осведомился он, и температура у меня подскочила сразу на пяток градусов. – Новому чему хочешь научиться? Так ноги раздвигать особого искусства не нужно.
Сухой хриплый смех смешался с клубами дыма, красновато подсвеченными сигаретой. За спиной влажно всхлипнуло, и я почувствовал, как Асин нос уткнулся мне в затылок. Только тогда до меня дошло, что она восприняла слова Яна, как обращенные к себе.