– Ну что же, это наша вина, а не наша беда. Между прочим, знаешь, кому всегда достается диплом?

– Да?

– Тем, кто воспитывает смену. Таким, как Краюхин.

– Пожалуй, – сказал Быков. – И вот что интересно: эти люди, не в пример многим иным, нимало не заботятся о дипломах.

– И напрасно. Меня вот всегда интересовал вопрос: становимся ли мы лучше от поколения к поколению? Поэтому я и заговорил о кадете. Старики всегда говорят: «Ну и молодежь нынче пошла. Вот мы были!»

– Это говорят очень глупые старики, Владимир. Краюхин так не говорил.

– Краюхин просто не любил теории. Он брал молодых, кидал их в печку и смотрел, что получится. Если не сгорали, он признавал в них равных.

– А если сгорали?

– Как правило, мы не сгорали.

– Ну вот, ты и ответил на свой вопрос, – сказал Быков и снова взялся за газету. – Стажер Бородин сейчас на пути в печку, в печке он, пожалуй, не сгорит, через десять лет ты с ним встретишься, он назовет тебя старой песочницей, и ты, как честный человек, с ним согласишься.

– Позволь, – возразил Юрковский, – но ведь на нас тоже лежит какая-то ответственность. Мальчика нужно чему-то учить!

– Жизнь научит, – коротко сказал Быков из-за газеты.

В кают-компанию вошел Михаил Антонович в пижаме, в шлепанцах на босу ногу, с большим термосом в руке.

– Добрый вечер, мальчики, – сказал он. – Что-то мне захотелось чайку.

– Чаек – это неплохо, – оживился Быков.

– Чаек так чаек, – сказал Юрковский и стал собирать свои бумаги.

Капитан и штурман накрыли на стол, Михаил Антонович разложил варенье в розетки, а Быков налил всем чаю.

– А где Юрик? – спросил Михаил Антонович.

– Спит, – ответил Быков.

– А Ванюша?