— Думаю, он прячется в чужом номере.

— Чужом?

— Ну да. С кем-нибудь договорился, и прячется.

— С кем?

— Этого я не знаю. Сколько у меня турниров за душой? Тем более, международных? Тем более элитных? Мало. Потому взаимоотношения шахматистов для меня неясны. Вот Борис Васильевич, тот может знать, — и я заказал мороженое. Шоколадный пломбир.

Карпов подумал-подумал, и решился. Тоже взял шоколадный.

И только мы принялись за мороженое, как вернулся Спасский, а с ним и Георгиу.

Румынский гроссмейстер нетвердым шагом подошёл ко мне.

— Уважаемый господин Чижик! Примите мои извинения за неявку на игру! Я ни в коей мере не хотел вас огорчить, тем более оскорбить. Просто не смог явиться. Не нашёл сил выйти на игру. Я вынужден прекратить свое участие в турнире. Ещё раз извините!

Он поклонился, развернулся — и чуть не упал. Борис Васильевич поддержал его, а потом повел к выходу.

— Должно быть, идут к господину Бадави, — сказал я. — Выписываться из турнира.

— Оба?

— Нет, конечно. Выписываться будет Георгиу. А Борис Васильевич, думаю, по доброте душевной ему помогает.

— То есть он прятался у Спасского в номере?

— Скажем, не прятался, а собирался с духом. Размышлял. Советовался.

— И что теперь?

— А что теперь? Любой врач поставит диагноз «астенический синдром» и признает снятие с турнира необходимым по медицинским показаниям.

— Всё так и есть, — это подошел Фишер. — И не он один снимается. Ульман тоже. Но Ульман хоть сдался, а Георгиу…

— Ничего, — махнул я рукой. — Тут другое интересно, не присоединится ли к ним кто-нибудь ещё, не сегодня, так завтра.

— Я слышал, Горт колеблется. И Смейкал. И Портиш. Говорят, истощение нервной системы.