— В молодости я немало полазал по горам, но здешних совсем не знаю. Часто тут бывают альпинисты? — спросил я начальника спасательной партии, когда мы начали спускаться.
Он покачал головой и сказал, что условия здесь трудные. Люди из его отряда все нездешние. В предгорьях, в долине народ темный, невежественный, для туристов и приезжих никакие удобства не предусмотрены. Если я хочу пойти в горы, он может порекомендовать мне другие места, получше. Правда, для восхождений уже поздновато.
Я все глядел на восточный гребень, далекий и красивый какой-то особенной, своеобразной красотой.
— Как называется эта двойная вершина? — спросил я.
— Монте-Верита, — ответил он.
И я понял, что́ снова привело меня в Европу…
Я простился со своими спутниками в маленьком городке милях в двадцати от места, где потерпел аварию наш самолет. Наземный транспорт должен был доставить их до ближайшей станции железной дороги и тем самым вернуть к цивилизации. Я никуда не поехал. Я забронировал номер в местном отеле и оставил там на хранение свой багаж. Затем купил крепкие горные ботинки, бриджи, куртку, пару рубашек и, покинув городок, пустился в путь.
Начальник спасателей был прав — сезон туристских походов прошел. Но меня это ничуть не смущало. Я был один — и снова в горах. Я забыл, как целительно может быть одиночество. Ноги и легкие обрели прежнюю силу, холодный воздух проник во все поры моего существа. В свои пятьдесят пять я готов был кричать от радости. Куда-то делась суета и треволнения, исчезли вечно несущиеся куда-то людские толпы, исчезли огни и пресные городские запахи. Безумием было терпеть это все столько лет!
В таком приподнятом настроении я добрался до другого городка — в долине у восточного подножья Монте-Верита. Я помнил, как его описывал Виктор во время наших довоенных больничных разговоров; судя по первому впечатлению, там мало что изменилось. Городишко был маленький, невыразительный, народ хмурый и нелюдимый. Я обнаружил нечто вроде постоялого двора — назвать его гостиницей язык не поворачивался, — и решил там заночевать.
Встретили меня не слишком приветливо, скорее равнодушно. После ужина я попытался узнать, можно ли еще пройти по тропе к вершине Монте-Верита. Человек за стойкой бара в помещении, где я был единственным посетителем, смерил меня безучастным взглядом, отхлебывая вино, которым я его угостил по случаю знакомства.
— Пройти-то можно, до деревни всяко, а уж как дальше, не знаю.
— Много ваших ходит в деревню? А из деревни люди здесь бывают?
— Иногда бывают. И наши, случается, ходят. Только не в это время года.
— А туристы добираются сюда?
— Редко. Они больше на север ездят. На севере лучше.
— А вы не знаете, где в деревне я мог бы переночевать?
— Понятия не имею.
Я помолчал, глядя на его тяжелое, угрюмое лицо, и после паузы спросил:
— A что
Он встрепенулся, облокотился на стойку и буквально впился в меня глазами: